Поль Фор - Александр Македонский
На страницах своей работы, замечательной по ясности, здравому смыслу, а также топографической осведомленности, Н. Хэммонд изложил, какова была тактика Александра в Иллирии после его балканской кампании (Alexander the Great, King, Commander and Statesman. 1981. P. 48–57). Рассказ Птолемея, свидетеля тех событий, на который ссылается Хэммонд, подчеркивает стремительность, решительность, маневренность, отвагу юного полководца, который попал в трудное положение. Он выделяет лишь военные качества Александра, несомненно блестящие, однако уже известные, и не уделяет никакого внимания его характеру. Впрочем, проявление стойкости, цепкость в удержании позиций, обманные манёвры, нанесение неожиданных ударов — все это в равной мере выявляет как энергию человека, так и его сообразительность, то есть персональную волю в действии. А кроме того, манёвры вокруг Пелиона и овладение Волчьим перевалом близ реки, вытекающей из озера Преспа, многим представляются чуть ли не спортивной игрой, построенной на импровизации.
Во время разграбления Фив (октябрь 335 г.) и их разрушения по постановлению совета Коринфского союза Александр обратил на себя внимание в ходе уличных боев — своей кровожадностью, а в ходе окончательного разрешения вопроса о городе — своим великодушием. В самом деле, единственными проявленными по отношению к городу Геракла и Диониса актами милосердия и благочестия мы обязаны именно Александру. Выказанная им воля пощадить сторонников македонян, потомков поэта Пиндара, жрецов и жриц свидетельствует как о политическом чутье Александра, так и о его религиозных опасениях. Перерезав восставших, разрушив их дома, устранив из Союза самое могущественное государство Греции, Александр преподал всем урок. Сохранив то, что могло быть сохранено из прошлого, он пытался воздействовать на будущее с той мерой разумности, какая только была возможна. После безумного побоища — акт обдуманной щедрости. Здесь больше, чем где-либо еще, сливаются его чувствительность и практичная рассудочность. Да и вообще, если государь и должен брать инициативу на себя, то не для того, чтобы разваливать свою империю, а для того, чтобы ее сохранить и, если возможно, расширить. Как бы то ни было, он нуждается в других.
Быть может, лучше всего Александр обнаружил свой характер в ходе битвы при Гранике в мае 334 года. Он принял все необходимые меры предосторожности — материальные, моральные и духовные. Переправив без каких-либо помех со стороны вражеского флота через Дарданеллы 32 тысячи своих пехотинцев, 5100 кавалеристов и все их сопровождение, Александр соединился с оперативным корпусом, отправленным сюда Филиппом тремя годами ранее. Первым делом он вступил в законное владение азиатскими землями, вонзив в землю копье в момент высадки, а еще умножил богослужебные обряды в честь богов — своих предков, распорядился нести перед собой служивший ему талисманом щит богини Афины (вплоть до самой Индии он будет таким образом под ее «эгидой»), он переименовал зловещее название месяца Десий в Артемисий и обстоятельно советовался с прорицателями — быть может, для того, чтобы подбодрить войско, страх которого рос день ото дня.
В последнюю неделю мая 334 года небольшое войско преодолело 84 километра, отделявшие Арисбу от равнины Диметока, по которой протекает небольшой прибрежный поток, именовавшийся в античности Граником (ныне Коджабаш). Он подпитывается сточными водами с горы Ида в Троаде (ныне Коджакатран) и впадает в Мраморное море между греческими городами Приап (Карабига) и Кизик (Эрдек). В самом широком месте Граник разливается не больше чем на 25–30 метров, в 4 километрах от устья течение реки перерезают многочисленные песчаные острова. У подножия трех холмов высотой в 60 метров войско перешло реку вброд с запада на восток. Сбоку от этих холмов его поджидала неприятельская пехота, 20 тысяч греческих наемников, состоявших на службе у сатрапов. Между холмами и рекой, нынешнее русло которой пролегает приблизительно в 800 метрах к северу от древнего, на расстоянии около 2 километров персы расположили свою кавалерию.
И здесь приходят в столкновение две версии событий. Согласно первой, нелепой и романтической, но предназначенной для того, чтобы пощадить чувства греческих союзников Македонии, Александр разбил лагерь на западном берегу Граника, а на рассвете переправился через него, выстроил армию в боевой порядок и сначала завязал кавалерийское сражение, в котором себя прекрасно показали фессалийцы, а затем в дело вступила пехота, и опять-таки отличились отряды союзников. И разумеется, Александр первым бросился на персов, и, как в «Илиаде», боги дали ему возможность вступить в поединок (Диодор, XVII, 19–21: он следует здесь Клитарху и, вероятно, официальному письму, направленному совету Коринфского союза). Со второй версией знакомит нас Арриан (I, 13–16), который явно вторит Птолемею, и такова же в основном версия Плутарха («Александр», 16), излагающего события, сколько можно судить, по Аристобулу. Итак, Александр с наиболее боеспособной частью своего войска, и в первую очередь без ненадежных греческих пехотинцев, в боевом построении выдвинулся от Арисбы. К концу дня он вышел на равнину Диметока, выстроил фалангу и щитоносцев в центре, а кавалерию на правом и левом флангах под прикрытием лучников и егерей на крайнем правом фланге. Несмотря на мнение, высказанное Парменионом, Александр отдал приказ кавалеристам и пехотинцам правого крыла, взаимно поддерживая друг друга, еще до наступления ночи наискось форсировать русло, а сам бросился в атаку во главе царской илы гетайров. Под Александром убили коня, удары сыпались на него градом, и наконец, когда положение его стало критическим, на помощь пришел Клит. В итоге Александр против всех ожиданий рассеял или уничтожил армию, численностью превосходившую его собственную в два раза. «С македонской стороны в начале атаки были убиты приблизительно 25 гетайров… Прочая кавалерия потеряла более 60 убитых, пехота около 30» (Арриан, I, 16, 4).
Таковы те скупые факты, на которых мы должны основывать нашу оценку поведения Александра. Мы далеки от того, чтобы, подобно древним, усматривать в нем героическое безумие, обнаруживая в нем своего рода осознанный риск, а также решимость молодого человека, делающего ставку на своих молодых товарищей и их длинные копья, — короче, деяние, основанное на личном авторитете. Решение о вступлении в бой исходит из пяти принципов, наличествующих почти во всех других великих сражениях, которые довелось дать Александру: разбить войско на много колонн при личной опоре на македонские, пеонийские и фракийские части; скорее атаковать, чем пребывать в оборонительной позиции (причем дается рекомендация: целить в лицо!); ошеломить противника внезапностью либо направлением атаки; согласовывать действия кавалерии с пехотой; постараться напасть на противника сбоку и охватить его флангами. Я не вижу здесь ничего напоминающего безумие, но вижу лишь то, что на военном языке принято называть лихостью, а на языке спортивном — мастерством. Прибавьте к этому редчайшее качество — упорство или стойкость перед лицом испытаний, и вы получите представление о безоговорочном авторитете молодого полководца, а также о его волевых качествах. «Людьми управляют головой. Ведь сердцем в шахматы не играют» (Шамфор «Максимы и размышления», VII).
