Иван Краско - Андрей Краско. Непохожий на артиста, больше чем артист
— Жанр комедия, которым «Смерть Тарелкина» обозначается на афише, в таком странном соседстве из декораций, костюмов, ваших мизансцен, наконец, как-то не уживается…
— Это на афишах написано, что мы играем комедию. И у автора она называлась комедией. Но мы на самом деле из этого материала сделали фарс. А как еще можно сказать об этих персонажах, об этом тексте?.. Так люди не разговаривали даже тогда.
— Ваш персонаж — мистическая фигура. Снимая накладные бакенбарды и парик, он называется чужим именем, подстраивает свою смерть, и никого из тех, кто его видел «при жизни», это не удивляет. Получается, что тот, кем он стал, — и есть его истинное (в вашем исполнении) лицо. Или как?
— Мы долго думали, как это сделать. И пошли от обратного, потому что в пьесе человек надевает парик, вставляет зубы… Мы долго решали с Юрой на репетициях, как нам это обыграть. И решили пойти таким путем.
— А почему?
— Потому что у актера лицо — немаловажный инструмент. И играть спектакль в парике и с накладными бакенбардами было бы неудобно.
— Вы смотрели «Смерть Тарелкина», поставленную в БДТ Товстоноговым? И если да, то что-нибудь оттуда переняли?
— Да, смотрел. И мы ничего оттуда не взяли, потому что там был другой жанр, мюзикл, музыка замечательная. Кстати, после спектакля БДТ до нас эту пьесу долго не ставили. А после нашего спектакля многие театры взялись: в Москве ставят, наш Александрийский театр… У нас была задача доказать, что антрепризу можно сделать предметом искусства. То есть чтобы это была не халтура, где есть популярные фамилии, и зрители идут, тратят деньги, только чтобы посмотреть на этих известных людей, а чтобы это стало событием в театральном мире, предметом обсуждения. Кому-то резко не нравится спектакль, кому-то, наоборот, очень нравится…
Я не могу сказать, что к игре кого-то из ребят у меня есть претензии. Мы все выдерживаем жанр. Это бывает исключительно редко, потому что актеры в государственных театрах все играют по-разному. Жанр как таковой в театрах исчез. Мало кто понимает, что это такое и что с этим делать. А вот в кино жанр сейчас как раз появился».
Андрей о сценаристах, режиссерах и агентахГлавное — умение оценивать людей, понимать их характер. Это хороший опыт. А для меня в человеке главное, чтоб он был профессионалом своего дела. Тогда становится не важно — резкий он или нет. И были нравы мои учителя: хороший человек — это не профессия. Если тот, кто с тобой работает, видит такого же профессионала и в тебе, отношения меняются. Вот говорят про режиссера какого-нибудь: злой, несговорчивый, гоняет всех! Это ерунда. У меня с любыми творцами все идет замечательно. Увы, в нашем современном кино три четверти продюсеров и режиссеров не имеют профессии. Самый правильный человек в этом бизнесе — Сергей Сельянов. А остальные… Мама! Правда, среди молодых режиссеров появляются талантливые ребята. Один сказал мне про съемки: два дня. Я подумал, что можно и за один управиться. Приехал, и получилось… три. Потому что он мучил страшно. Многочасовые репетиции до тех пор, пока не получалось то, что ему нужно. Уважаю.
Когда играешь главную роль, ты все сам выстраиваешь. А если режиссер не может вообще ничего, взваливаешь его обязанности на себя. Бывали случаи, когда я сам работал с актерами, а режиссер молчал и руководил оператором, и когда тексты переписывал. А что делать? В проект-то я уже вписался. Сейчас у меня вставлена в договор строка, что я могу переделывать тексты. Чтобы не было конфликта. Конечно, я не собираюсь переписывать Гоголя или Чехова, да меня на них особо и не зовут. Вообще же есть классика, и русская, и советская, перед которой я преклоняюсь. А есть какие-то нечеловеческие тексты будущих фильмов. Такое впечатление, что сценарист сидит дома у компьютера, ни с кем не общается и не знает, как люди реальные разговаривают. Его тексты просто надо адаптировать под человеческую речь. Потому что сюжет вполне пристойный.
Я завел себе агента, когда понял, что вот у меня лежит семнадцать сценариев, и я не в состоянии сделать выбор. Послушался Марика Башарова и взял в агенты его жену — Лизу. Она в этом деле сильно понимает. Сразу очень четко разъясняет, что выгодно, что нет, и кто что в результате снимет. И какой коллектив подбирается. Если ты целый год в сериале снимаешься, то люди становятся тебе родными, и, конечно, это важно. Она их делает выгодными для меня, ведет сама все переговоры. Меня берут практически без проб, это ее заслуга. Если у меня главная роль, то она и партнеров мне подбирает. Малобюджетное кино ее вообще не интересует. Она составляет такие контракты, на миллион страниц, в руке не удержать. От этого зависит ее процент, «развести» ее нереально. Меня «разводили» столько раз, что я устал.
Я каждый день сам пишу. Сценарии исправляю. Эти писаки такого там понапишут, что сказать это невозможно, так русские люди не говорят. И что удивительно: им деньги за это платят.
Я сразу, даже не прочитав еще сценария, говорю: «Текст будем переделывать». Или мне сразу отвечают «да» — или я не работаю. Потому что многие нынешние сценаристы совершенно не знают, что происходит на улице, они черпают всю информацию из Интернета. И произносить этот текст невозможно, это нечеловеческий язык. А я реальность знаю, потому что, например, на съемках сериалов про бандитов часть персонажей играют сами бандиты, часть — рубоповцы. И я с ними постоянно общаюсь и гораздо лучше сценаристов знаю, как и что они говорят. Конечно, если сценарий написал Рогожкин, то ни о каких переделках речи не идет.
Саша Балуев, который много и интересно работал в Голливуде, рассказывал мне: «Какое там творчество, Андрей! На Западе все расписано, а режиссер, если он не Коппола, — такой же винтик в огромном, тщательно продуманном процессе. У режиссера все заранее нарисовано в стиле комиксов: кто куда ходит, что говорит, куда голову поворачивает. В общем, «заводской» процесс». После такого рассказа я сделал вывод, что это не мой кинематограф! Я так не умею работать…
Меня как-то спрашивали в интервью: «У кого бы вы хотели сняться?» — «У Бессона, Тарантино», отвечаю. «А из русских?» «У Вани Дыховичного». — «А у Никиты Михалкова?» — «Не знаю. Вот у Лунгина бы точно снялся, у Хотиненко». А потом раз, и три кино подряд мне предложили именно эти режиссеры. И у Рогожкина, кстати, в каждом фильме роль для меня написана. Даже в тех, что он не снял.
В «Агенте…» два сценариста. Игорь Агеев учился со мной в институте на курсе параллельно. А с Вовой Вардунасом мы знакомы с пяти лет: дружили, по стройкам и помойкам бегали, в войну играли, учились вместе в школе… Я как-то позвонил ему: «Что делаешь?» «Вот, сценарий пишу». — «Напиши мне рольку!» — «А-а, сколько я тебе писал, толку-то… Все равно ничего не получается». Вова писал для меня роли в сценариях «Праздник Нептуна», «Фонтан». И ни на одну режиссер Мамин меня не взял. В «Фонтане» для меня было пять ролей, в результате же я снимался там в какой-то массовке.
