Джим Корбетт - Леопард из Рудрапраяга
Несколькими часами позже луна осветила гребни холмов по ту сторону Ганга — свет медленно полз вниз по долине, а еще немного позже я заметил, что луна поднялась над вершиной горы позади меня. Как только она оказалась над моей головой, я взобрался на верхушку дерева, но разросшиеся, широко раскинувшиеся ветви помешали мне что-нибудь рассмотреть. Спустившись снова на махан, я полез по ветке, нависшей над дорогой, но отсюда также ничего нельзя было разобрать, если смотреть вниз по склону горы в том направлении, в каком, мне казалось, бросился леопард. Было три часа утра, а двумя часами позже луна начала бледнеть. Когда ближние предметы стали видны в свете рождавшегося на востоке дня, я спустился с дерева и был приветственно встречен дружеским блеянием козы.
За козой и около самой кромки дороги выступал длинный и низкий выход скалы, на нем была видна полоска крови шириной в дюйм; если эта кровь принадлежала леопарду, то жить он мог минуту или две. Поэтому, не соблюдая предосторожностей, обычных, когда идешь по кровавым следам хищных зверей, я спустился с дороги и прошел по этим следам еще пятьдесят ярдов с другой стороны скального выхода. Там лежал мертвый леопард.
Он соскользнул спиной в небольшую впадину, где сейчас лежал свернувшись; его подбородок покоился на краю впадины.
Никаких признаков, по которым я мог установить, что мертвое животное и есть «злой дух» Гарвала, не было видно, тем не менее я ни на миг не сомневался, что леопард, лежавший в яме, — людоед. Я не увидел оборотня, который следил за мной в течение долгих часов, сотрясаясь в беззвучном дьявольском хохоте, и, глядя на мои напрасные попытки перехитрить его, облизывался в предвкушении того, как он, улучив момент, когда я не буду настороже, погрузит свои клыки в мое горло. Здесь лежал только старый леопард, отличавшийся от других животных этого же племени тем, что его морда была седой, а губы не имели усов. Самое ненавистное животное во всей Индии, которого боялись больше, чем кого-либо другого, чье единственное преступление не против закона природы, но против закона человека заключалось в том, что он пролил человеческую кровь, однако не с целью терроризировать человека, но только для того, чтобы самому существовать, — теперь он лежал, положив подбородок на край ямы, прикрыв глаза, и мирно грезил, погруженный в свой последний долгий сон.
В то время как я стоял, разряжая винтовку, одна пуля из которой сделала много больше того, что нужно было для сведения моих личных счетов с покойным, я услышал кашель и, подняв голову, увидел на краю дороги пандита, пристально смотрящего на меня сверху. Я кивнул ему, приглашая сойти. Он робко и осмотрительно начал спускаться по склону. Едва только на его глаза попался леопард, пандит остановился и шепотом спросил, мертв ли он и как это произошло. Когда я сказал, что он убит, что это и есть его злой дух, который пять лет назад разорвал зубами его горло, боясь которого прошлой ночью он поспешно захлопнул дверь, пандит сложил ладони рук и попытался пасть к моим ногам.
Через минуту раздался оклик с дороги выше нас: «Саиб, где вы?» Это кричал один из крайне обеспокоенных моих людей, и, когда я послал ответный клич, эхом отдавшийся по Гангу, над дорогой появились четыре головы. Заметив нас, все четверо, спотыкаясь, как попало спустились вниз; один из них размахивал зажженным фонарем, который забыл потушить.
Леопард окоченел в яме, поэтому его вытащили с некоторыми затруднениями.
В то время как тело животного привязывали к бамбуковому шесту, люди рассказали, что они не могли заснуть всю ночь, и, как только казенные часы Ибботсона стали показывать половину пятого, они зажгли фонарь и, вооружившись шестом и веревкой, пошли искать меня. Не найдя меня на махане и заметив, что коза невредима, а на скале виднеется кровавая полоса, они подумали, что людоед убил меня, и, не зная, что предпринять, в отчаянии начали выкрикивать мое имя.
Я поручил пандиту забрать плед с махана и рассказал всем столпившимся вокруг меня паломникам о случившемся этой ночью. Затем четверо моих людей, я и коза, трусившая рядом, двинулись по направлению к бунгало инспекции. Коза, отделавшаяся небольшим ранением благодаря моему выстрелу в тот самый момент, когда леопард схватил ее, мало понимала, что это ночное приключение сделает из нее героиню на весь остаток ее жизни и что теперь ей придется носить красивый медный ошейник и быть источником дохода человека, у которого я ее купил и которому отдал обратно.
Ибботсон еще спал, когда я постучал в застекленную дверь, но в тот же миг, как он увидел меня, вскочил с кровати, бросился к двери, широко распахнул ее и обнял меня. В следующую минуту он танцевал вокруг леопарда, которого люди положили на веранду.
Крикнув о том, чтобы подали чаю и приготовили горячую ванну для меня, он вызвал стенографа и продиктовал телеграмму правительству, прессе, моей сестре и Джин. Он не задал мне ни одного вопроса, так как знал, что леопард, которого я доставил в этот ранний час, был людоед, и поэтому какая теперь нужда спрашивать о чем-нибудь. В том, другом случае, несмотря на всю очевидность, которая также была перед нами, я утверждал, что леопард, убитый в капкане, не был людоедом, а сейчас я ничего не говорил.
Ибботсон нес большую ответственность начиная с октября прошлого года, потому что именно ему было поручено дать ответ депутатам Государственного совета, озабоченным тем, чтобы угодить избирателям и членам правительства, которые с каждым днем все больше тревожились ввиду постоянно увеличивающегося списка смертей и заметок по этому поводу в прессе, шумно требовавшей принятия действенных мер для уничтожения людоеда.
В течение долгого времени положение Ибботсона было подобно положению того начальника полиции, который, зная, кто является знаменитым преступником, не в состоянии ни предупредить, ни помешать дальнейшим преступлениям и в силу этого подвергается насмешкам и поношениям со всех сторон. Поэтому отнюдь не удивительно, что в этот день, 2 мая 1926 года, Ибботсон был самым счастливым человеком, которого мне когда-либо приходилось видеть. Сейчас он мог известить всех, кого это касалось, не только о том, что преступник казнен, но также сообщить народу на базарах, ярмарках и в окружающих деревнях, паломникам и всем тем, кто в этом заинтересован и территориально входил в границы, опекаемые местной полицейской инспекцией, что тот злой дух, который мучил народ в течение долгих восьми лет, теперь мертв. После того как я выпил целый котелок чая и принял горячую ванну, я попробовал поспать, но боязнь повторения судороги, которая вдруг свела мне ноги — от нее избавило лишь мощное вмешательство Ибботсона, — заставила меня подняться с постели. Тогда мы с Ибботсоном начали обмеривать леопарда и тщательно осмотрели его. Результаты наших промеров и осмотра даны в таблице.
![Кэмерон Доки - Правда и ее последствия[Truth and Consequences]](/uploads/posts/books/62573/62573.jpg)
