Петр Игнатов - Записки партизана
— Не бывает так на самом деле, Евгений Петрович. Не бывает. Гляньте на тот куст, что стоит слева, — он пожелтел раньше срока.
Куст действительно высох. Но разве это что-нибудь доказывало?
— Мало ли почему он мог пожелтеть, Иван Тихонович…
— И я про то же говорю: мало ли почему желтеют кусты. Взять хотя бы такой случай: пересадили его неудачно, вот он и пожелтел.
Целый час разведчики не спускали глаз с холмов. Но холмы были безлюдны — ни дымка, ни человека.
— А все-таки, Евгений Петрович, хочется мне своими руками пощупать тот желтый куст.
Евгений не спорил: порешили ночью разведать холмы.
План операции был простым.
Холмы лежали подковой, обращенной своим створом к горам. Евгений возьмет с собой Геню и группу ребят из Павловского отряда, тоже десятиклассников. Они должны были вползти внутрь подковы и бросить гранату. Если холмы оживут и дзоты окажутся недостаточно сильными, уничтожить их собственными силами. Если же штука серьезная, не ввязываясь в драку, отойти и сообщить куда следует.
Иван Тихонович со своей группой должен прикрывать отход. Отряд наших соседей обогнет на всякий случай холмы: если понадобится, он ударит с тыла.
Все это надо было проделать до восхода луны.
Вечером первыми ушли в обход холмов наши соседи. Минут через сорок тронулся Евгений.
Ночь стояла темная, но контуры холмов все же были видны. Евгений со своими ребятами пробрался внутрь подковы.
Было тихо, безветренно. «Нет, — думал Евгений, — Иван Тихонович ошибся — холмы явно пусты…»
И вдруг совсем рядом раздался громкий испуганный окрик:
— Halt![2]
Грохнул выстрел. За ним — второй, третий. Справа затрещал пулемет. Ему вторили слева еще два. В довершение всего взвилась в небо ракета — стало светло, как днем.
Евгений с ребятишками прижались к земле: хорошо еще, что трава здесь стояла некошеная.
Пулеметы продолжали бить. И одна за другой в небо взвивались ракеты.
Нечего было и думать штурмовать дзоты — как бы ноги унести!.. Но и уйти нелегко: пули не давали даже головы поднять. Особенно безумствовали пулеметы, что стояли в дзотах по краям подковы: они закрывали выход из западни.
Геня подполз к правому пулемету, пользуясь короткими мгновениями кромешной тьмы между вспышками ракет, и швырнул гранату.
Пулемет замолк. Почти одновременно грохнул взрыв слева: это Иван Тихонович пытался пробить дорогу Евгению.
В ответ на взрывы тотчас же ожили новые огневые точки немцев. Теперь уже строчил добрый десяток пулеметов и даже ударили сорокасемимиллиметровые пушки.
Евгений с ребятами оказались в огненном мешке. Сейчас поднимется луна, и немцы перебьют их… Хорошо еще, что соседи, обошедшие подкову, не ввязываются в бой: хоть они уйдут незаметно.
Пулеметы неистовствовали. Рядом с Евгением громко вскрикнул Сидоренко — голубоглазый веселый мальчонка, — вскрикнул и затих…
А ракеты все рвались и рвались в темном небе и ослепительным светом заливали проклятые эти холмы.
Жить осталось недолго. Геня подполз к Евгению, ощупью разыскал его руку, пожал крепко и так остался лежать рядом с братом.
И вдруг — как? почему? — и поныне осталось неизвестным — стрельба стала затихать. Последний раз взвилась ракета в небо. Последний раз тявкнул дежурный пулемет. И все…
Медлить нельзя было ни секунды. Пусть эта тишина — ловушка, но надо было попытаться вырваться из мешка.
Евгений с ребятами ползли обратно. Как трудно было тащить труп Сидоренко! Но таков закон в отряде: не оставлять врагу даже трупа товарища.
Евгений каждую минуту ждал какого-нибудь сюрприза. Но дзоты молчали.
И, наконец, створ проклятой подковы остался позади.
Надо было спешно уходить. Возвращаться старой дорогой — нечего и думать. Оставался путь только через горы.
Финскими ножами разведчики вырыли могилу для Сидоренко и молча закопали товарища.
Поднималась луна. Нужно было торопиться. Группа цепочкой ушла в горы.
Иван Тихонович мрачно молчал: он-то знал, каким тяжелым будет их путь по козьим тропам…
Описывать этот путь Евгений не брался. Он только сказал, что они устали, что им казалось, нет большего счастья, как лечь навзничь и лежать недвижимо, вытянув тяжелые, как свинец, ноги и широко раскинув натруженные руки…
Они шли высоко по горам. Многим этот путь оказался не по силам. Пришлось спуститься ниже, на пологий склон, и лечь здесь, на невысокой горке, среди лесной поляны. Вокруг стояли старые разлапистые сосны. Внизу ласково пела река.
Люди спали мертвым сном. На высокой столетней сосне сидел Геня. Перед ним как на ладони, далеко, до самого края небес, лежала его родная кубанская земля. Белыми пятнами виднелись станицы в гущине садов. Над ними, как острые казацкие пики, поднимались в горячее небо пирамидальные тополя. И все это трепетало в знойном мареве.
Всю дорогу Геня держался молодцом. Но здесь усталость взяла свое. На минуту бы уснуть… Но спать нельзя: внизу, у реки, могут оказаться немецкие солдаты, и Евгений строго-настрого приказал смотреть и слушать.
Было очень жарко. Пересыхало горло. Болели глаза от бессонницы и от этого неуемного солнца. Болело все тело. Особенно ноги: их никак не удавалось вытянуть на этой проклятой сосне…
Геня сел поудобнее, обнял корявый сук, прислонился к стволу и… задремал.
Неожиданно над головой застрекотала и захлопала крыльями сойка. Пересела еще выше и снова тревожно застрекотала.
Геня насторожился…
Нет, вокруг было тихо. Пела река.
Но непоседливая сойка снова застрекотала…
И Геня увидел: на той стороне поляны зашевелился куст шиповника… Отодвинулась ветка, и в густой сочной траве появился немец…
Геня осторожно поднял карабин, положил дуло на сук, поймал на мушку врага и тут же опустил карабин: нельзя стрелять. Надо ждать…
Немец до пояса высунулся из куста, осмотрел поляну. Снизу он не мог заметить партизан.
Он смотрел минуту-другую и подал знак. На поляну выползли пятеро фашистов.
Дальше медлить было нельзя. Геня спустился с сосны и, крадучись по траве, пополз к своим.
— Женя, на поляне немцы…
— Буди всех. Тихо. И — в цепь…
Партизаны лежали в траве. Справа, чуть поодаль от них, за стволом древней сосны расположился Евгений. Он приготовил гранаты, вложил в них запалы, вынул из сумки запасной диск для автомата.
Один за другим выползали немцы из кустов. Их уже было около ста. Пригнувшись к траве, они медленно шли широким полукругом, оцепляя небольшую горку, на которой лежали партизаны.
