Николай Петраков - Пушкин целился в царя. Царь, поэт и Натали
«Беда стране, где раб и льстец одни приближены к престолу»
Академик Николай Петраков разглядел в поэте Пушкине талантливого политолога и глубокого государственника
Интервью «Литературной газете»В канун 206-го дня рождения Александра Сергеевича Пушкина в издательстве «Экономика» выходит книга директора Института проблем рынка РАН, академика Николая Петракова. Она называется «Александр Пушкин: загадка ухода». Еще до выхода в свет книга вызвала споры в среде ученых-пушкинистов. Этому есть объяснение: академик Петраков сделал попытку взглянуть на многогранную деятельность великого поэта под необычным углом зрения: он провел любопытные исторические параллели с новейшей историей России.
– Николай Яковлевич, пушкинисты-филологи наверняка с ревностью отнесутся к вашей трактовке Пушкина как исторической фигуры. Все-таки, согласитесь, известные ученые-экономисты не часто посвящают свои исследования творчеству поэтов. Судя по всему, у вас для этого имелись веские причины?
– Дело в том, что Пушкин в трактовке наших пушкинистов мне был совершенно непонятен. Социально-политические воззрения «умнейшего человека России», начиная со школьных учебников и заканчивая академическими научными трудами, освещали и интерпретировали в основном филологи. На мой взгляд, тема Пушкина как крупного мыслителя и политолога, обладавшего к тому же и поэтическим даром, практически выпала из серьезного рассмотрения. Говорю это не в упрек уважаемым мною коллегам-языковедам. Так уж объективно получилось, что мощный гений художественного творчества Пушкина отодвинул в тень его интереснейшие соображения о государственном устройстве страны, соотношении проблем национального самосознания и конвергенции российской и западноевропейских культур. Эти грани пушкинского гения незаслуженно обойдены вниманием исследователей. На самом же деле именно в них заключается разгадка пушкинского феномена. Думаю, не будь Пушкина-государственника, и его литературные шедевры не пережили бы века.
– За этими размышлениями так и угадывается представитель точных наук, привыкший во всех событиях устанавливать причинно-следственную связь. Но позвольте: какой же Пушкин государственник и державник, когда он, выражаясь нынешним сленгом, призывал почти что «оранжевую революцию»: «Россия вспрянет ото сна, и на обломках самовластья напишут наши имена»?
– В том-то и беда, что зачастую исключительно на основании цитирования тех или иных фрагментов стихов или эпиграмм Пушкина относят то к либералам, то к монархистам, а иногда и к радикалам-революционерам. Если идти этим путем, политические и социальные взгляды Пушкина могут показаться сумбурными и эклектичными. Он и свободу воспевал, и тиранов проклинал, и подавление польского восстания горячо приветствовал, и горевал, что «геральдического льва демократическим копытом теперь лягает и осел». На самом деле отношения Пушкина с властью определялись не личными мотивами и конъюнктурными соображениями, а принципиальными воззрениями на политическое устройство в Российском государстве. Вспомнить, например, что, когда личные отношения Пушкина с Николаем I были натянуты до предела, поэт поддержал царя по вопросу о принятии манифеста о Почетном гражданстве. По убеждению Александра Сергеевича, этот манифест был полезным законодательным документом, поскольку исправлял ошибку Петра Великого, который ввел в свое время консервативную Табель о рангах.
– Иными словами, вы делаете вывод, что Пушкин принадлежал к конструктивной оппозиции власти, то есть бичевал самодурство, но был готов подставить плечо прогрессивным инициативам самодержавия?
– Я сформулировал для себя четыре основных требования Пушкина к современной ему власти. Прежде всего, следуя Пушкину, власть обязана уважать своих подданных, а подданные должны поддерживать власть, сохраняя гражданское достоинство и не впадая в холопство. Наиболее емко поэт выразил эту позицию в дневниковой записи от 10 мая 1834 года: «…я могу быть подданным, даже рабом, но холопом и шутом не буду и у царя небесного». А одна из преддуэльных записей поэта гласит: «Истина сильнее царя». То есть, властитель должен ценить подданных, говорящих ему правду, пусть даже не всегда лицеприятную, а подданные – обладать мужеством эту правду не приукрашивать. Но в России дело всегда обстояло ровно наоборот. И в этом Пушкин видел едва ли не главную ее трагедию:
Беда стране, где раб и льстец
Одни приближены к престолу,
А небом избранный певец
Молчит, потупя очи долу.
– В переложении на нынешнюю российскую действительность это называется отсутствием развитого гражданского общества, о необходимости строительства которого, между прочим, говорится и в последнем послании президента Федеральному Собранию…
– Но ведь и Пушкин в свое время не сваливал эту «беду страны» целиком на плечи властвующих, а справедливо делил ответственность за уродство политических нравов российского общества между властью и подданными. В знаменитом письме Чаадаеву Пушкин подчеркивает, что в стране «отсутствует общественное мнение и господствует равнодушие к долгу, справедливости, праву, истине, циничное презрение к мысли и достоинству человека». А дальше Пушкин саркастически отмечает, что «правительство есть единственный европеец в России, и сколько бы грубо и цинично оно ни было – от него зависело бы стать сто крат хуже. Никто не обратил бы на это ни малейшего внимания». Мог ли подумать Пушкин, что этот его элегантный шедевр, эта отточенная литературная фраза через много лет в кулуарах «самого образованного» российского правительства будет переведена на «новый русский» сомнительным выражением «пипл все схавает»!
– А как вы расшифруете такую пушкинскую фразу из его «Романа в письмах»: «Дикость, подлость и невежество не уважает прошедшего, пресмыкаясь перед одним настоящим»?
– Эта формула Пушкина может быть прочтена и в обратной последовательности: неуважение к собственному прошлому есть не что иное, как дикость, подлость и невежество. За этим стоит второе требование Пушкина к власти касающееся заботы о преемственности культурного развития, сохранения духовности и национальных традиций. Ведь когда граждан страны связывает лишь территория проживания или форма паспорта, когда они не ощущают исторического, духовного единения, сама власть становится иллюзорной и беспомощной. В современной Пушкину России единственным гарантом преемственности культурных традиций и социально-политической сбалансированности общественной жизни он видел потомственное дворянство. «Что такое дворянство? – писал Пушкин. – Высшее потомственное сословие народа, награжденное большими преимуществами касательно собственности и частной свободы… Потомственность высшего дворянства есть гарантия его независимости…»
