Василий Ершов - Раздумья ездового пса
Лётчик должен знать, что как только он осядет на земле, на него навалится смертная тоска безделья. Никто и нигде не возьмёт его на работу. Он вылетал свои сроки, он заработал 70 — 80 лет льготного трудового стажа (грубо год за два) — он никому не нужен. По великому блату садят на проходную. И провожает он своих молодых коллег взглядом подстреленного, забившегося в кусты сокола.
Не потому ли спиваются лётчики на пенсии? Не потому ли столь велик среди списанных лётчиков процент самоубийств?
Я никогда не сяду на проходную. Я прокормлю себя руками. Я ремесленник. И дед мой, и отец умели делать все. И мама моя, старая учительница, говорила мне в детстве: “Сынок, мужчина должен уметь делать все; а уж что женщина — заведомо. И для жизни надо очень мало: кусок хлеба, кусок сала, картофелину; ну, куфайку и сапоги”.
На куфайку и кусок сала я себе уж заработаю, а картошка в России своя. Мне вот на рассаду хороший сорт дали со своего огорода Заслуженный, Почётный профессор-хирург, обладатель Золотого скальпеля, и супруга его, тоже профессор, Заслуженный Врач России.
До каких же пор в России профессор будет сажать картошку?
Ну, страстей нагородил, скажете Вы. Что же тогда держит тебя на проклятой лётной работе уже тридцать с лишним лет? И теперь, по прошествии этих десятков лет, зная изнутри тяжесть ярма, муки неизбежной обязаловки, вред для здоровья, разрушение привычных стереотипов нормальной человеческой жизни, — может, не стоило огород городить? Если бы прожить жизнь сначала… Может, все это напрасно и не стоило связываться?
Нет! Стоило! Стоило добиваться и страдать — ради изумительного, немногим в этой жизни доступного чувства Полёта. Ради прекрасного сознания своей профессиональной состоятельности — именно в моем Небе. Именно с сотней пассажиров за моей спиной, доверивших мне свои жизни. Ради потрясающего ежедневного ощущения соприкосновения с родной землёй — как нежно целуют друг друга губы влюблённых…
Да никакая другая профессия не даёт такого щедрого ежедневного притока положительных эмоций, по сравнению с которыми бледнеют все оргазмы земли. За одно это я навек благодарен моей Авиации и навек ей верен.
Стоило строить этот великий Храм! И Вам стоит попробовать. Потому что в лётной профессии редкостным образом сконцентрировались самые тонкие и острые ощущения, самые высокие требования и уж самое что ни на есть весомое чувство своей мужской состоятельности.
Поверьте, времена, когда валютная проститутка была героиней нашего нищего времени, пройдут, и достойная самого высокого уважения профессия лётчика займёт своё исконное место в первых рядах — и по престижу, и по оплате. Ещё загорятся глаза ребятишек при виде старого Капитана в фуражке с “дубами!”
Если Вы готовитесь стать лётчиком, то не мешает самому проверить себя в элементарных вещах.
Умеете ли Вы водить машину? Если нет, надо научиться. И в процессе этого обучения внимательно присмотреться к себе: Вам ближе езда по принципу “газ-тормоз” или же решение задач посложнее? Если Вы потребитель благ, в том числе и блага передвижения, если Вы любите резкость, “спортивный”, рвущий машину стиль, да ещё если впридачу Вы, не дай бог, увлекаетесь боксом, ждите проблем в овладении искусством пилота. Ибо для пилота резкая реакция — и вообще упование на реакцию — есть сугубый вред, и такой метод обучения летанию неприемлем. Лётчик должен прежде всего думать и анализировать ситуацию; движения органами управления должны быть плавными, но энергичными.
Мне довелось летать с одним пилотом, у которого почему-то не удавались посадки. Присмотревшись, я понял, что у человека очень замедленная реакция. Ну, у меня самого реакция явно не боксёрская, я это знаю потому, что в молодости пошёл было заниматься боксом — и не получилось. Бог миловал. Я научился “лететь впереди самолёта”, упреждая развитие событий. Нет, иной раз приходилось парировать броски, кренящие самолёт у самой земли, — реакции вполне хватало.
А здесь я как-то проехался с ним пассажиром на автомобиле. Батюшки — да он же так убьётся! Реагирует поздно, нервно, резко и невпопад; несколько раз сам себе создал опасные ситуации… короче, все мне стало ясно. Да ещё знающие его люди рассказывали, что он в волейбол-то играть совершенно не способен: не может тот мяч поймать.
Как такой человек попал в авиацию, как прошёл психологические тесты — я не знаю. Но в конце концов ему пришлось уйти. Устроился работать на земле… персональным шофёром у какого-то начальника. Он так ничего и не понял, он обижен на судьбу и считает, что несправедливо попал под сокращение. Но и с водительской должности как-то быстро ушёл.
Если, внезапно попав в аварийную ситуацию на дороге и чудом из неё выкарабкавшись — то ли успели затормозить, то ли увернуться, то ли на обочину выскочить, — если Вы после этого выключаете двигатель и, глядя невидящими глазами в одну точку, нервно закуриваете трясущимися руками, переваривая перипетии события, которое уже прошло, — то у Вас для пилота слишком нервная конституция и богатое воображение. Если же Вы добавляете газу и говорите: «это не со мной», — и через пару минут в городской дорожной сутолоке забываете об инциденте — это говорит о Вашей способности освобождаться (как у нас говорят, «отстраиваться») от помех, защищая нервную систему для решения главной задачи. Лично я так и поступаю.
Лучше всего для пилота, собирающегося долго и много работать в небе, иметь характер сангвинического или флегматического темперамента. Холерику на тяжёлом самолёте работать сложнее; меланхолику — нечего делать.
Лётчику, возможно, придётся увидеть ужасающие последствия авиакатастроф — и он должен после этого суметь спокойно летать, оставив в памяти лишь выводы.
Лётчик обязательно должен быть уживчивым среди людей. Ему придётся долго работать бок о бок с экипажем в очень маленьком пространстве кабины. Уживчивость, толерантность, умение принять человека, каков он есть, и приспрсобиться к нему, и к другому, и к третьему, ожидая, что и к тебе приспособятся и примут, какой ты есть — важнейший фактор, напрямую влияющий на безопасность полёта. Лётчики — все личности, индивидуальности, и ломать человека тут — заведомо во вред делу.
О курении в кабине. Если экипаж протестует, то куда денешься: будешь терпеть. Но зачем эти мучения, если можно бросить курить, пока молод. Я сам курил 17 лет, пока жизнь не заставила бросить, — и не жалею.
Вообще, на мой взгляд, массовое, народное курение есть признак упадка, деградации, отсталости общества. Вспомним фильмы советского периода — там каждый мужчина обязательно курил папиросу — задумчиво, нервно, порывисто, лениво…
