Эй Джей Джейкобс - Год, прожитый по-библейски
Тогда Нафан, один из мудрейших людей царства, рассказал Давиду притчу. Жили два человека, богатый и бедный. У богатого было большое стадо, а у бедного одна овечка. Однажды к богачу пришел гость. Чем накормить его на ужин? Богач заколол единственную овечку бедняка.
Услышав притчу, царь Давид отреагировал, как и большинство людей: богач – ужасный человек. Он жаден и безжалостен.
И тут Нафан говорит Давиду: ты и есть богатый человек. Смысл истории Нафана таков: у царя Давида было все, включая многочисленных жен и наложниц, а он все равно решил украсть жену Урии.
Нафан очень сильно рисковал, критикуя царя в лицо. Он мог жестоко поплатиться. Но в этом случае правда сделала свое дело. Царь Давид осознал: пророк был прав. Это было злодеяние.
Как вы можете предположить, я далек от пророка Нафана. До сих пор я еще ни разу не обличал великих людей в лицемерии. Однако смог сократить объем безобидной лжи как минимум на треть.
Иногда дела идут хорошо, иногда не очень. Сегодня мы с Джаспером и Джули идем поужинать в пять вечера в заведение Homer’s. Это забегаловка с жидкокристаллической панелью, на которой все время показывают Nickelodeon.
Я разрезаю сосиску Джаспера, очень стараясь не касаться кожицы руками, потому что она нечиста. За соседним столом, как и почти за всеми остальными, сидит семья.
Папа в типичных для Верхнего Вестсайда штанах цвета хаки, мама с конским хвостом и трехлетняя девочка, которая возится с цветными карандашами.
– Джули Шенберг? – говорит женщина с хвостиком.
Это знакомая Джули, с которой они не виделись с колледжа. Следуют объятия, комплименты детям, представления супругов, обсуждение общих друзей.
После еды мы оплачиваем счет, и приятельница Джули говорит:
– Мы должны встретиться семьями, чтобы дети вместе поиграли.
– Обязательно, – соглашается Джули.
– М-м. Даже не знаю, – говорю я.
Знакомая Джули нервно смеется, не зная, как реагировать на мои слова.
Джули буравит меня взглядом.
– Кажется, вы славные люди, – говорю я. – Но в данный момент я не очень хочу заводить новых друзей. Так что, пожалуй, я откажусь.
Пару недель назад я прочел книгу под названием «Радикальная честность»[161] о том, как говорить правду в любых ситуациях. В ней пишут, что полная откровенность вызывает скачок адреналина, сравнимый с ощущениями от посещения аттракционов Six Flags[162]. Так волнуешься, что даже страшно. Я это почувствовал. Я слышал собственные слова, но они казались нереальными, словно я участвовал в постановке экспериментального театра.
Джули больше не испепеляет меня взглядом. Она слишком разозлилась, чтобы вообще смотреть в мою сторону.
– Мне не хватает времени, чтобы видеться со старыми друзьями, поэтому не хочу обещать больше, чем могу выполнить, – говорю я, пожимая плечами.
И добавляю, чтобы разрядить обстановку:
– Я просто сказал правду.
– Ну, лично я буду рада с вами увидеться, – говорит Джули. – Эй Джей может остаться дома.
Приятельница Джули выталкивает коляску из кафе, бросая взгляд через плечо.
И да будет тебе это знаком на руке твоей и памятником пред глазами твоими…
Исход 13:9День 180. Сегодня меня в двадцать шестой раз спросили, буду ли я жертвовать Джаспера в библейском году. «Нет, – отвечаю я вежливо, – это было велено только Аврааму».
– Не будешь привязывать его на вершине горы? – спросил Дэвид, друг Джули, который с годами постепенно приближается к ортодоксальному иудаизму.
– Не буду.
Дэвид явно знает, о чем говорит. «Привязыванием» некоторые иудейские ученые называют почти-жертву Исаака. Я заметил, что в Библии часто говорится о привязывании. Исаак – самый известный пример, но есть и много других, гораздо более далеких от насилия. Вот им я пытаюсь следовать.
На прошлой неделе я освоил Второзаконие 14:25 – в одном из переводов этот стих велит привязывать деньги к руке. Мой дядя Гил решил воспринимать повеление буквально. Большинство людей видят здесь метафору (совет быть осторожнее с деньгами). Но я решил последовать примеру Гила, по крайней мере на один день.
Проснувшись, я нашел на столе Джули резинку и прикрепил ею пятидолларовую банкноту поверх костяшек пальцев на левой руке. И приступил к делам: сходил в продуктовый магазин и в Starbucks. При этом я чувствовал, что искушаю судьбу. В Нью-Йорке приличный уровень преступности, и мое поведение было не умнее, чем прогулка по Йеллоустонскому национальному парку с привязанным к руке лососем. К счастью, на меня только глазели. Никто не пытался схватить выставленную напоказ наличность.
Есть еще привязывание другого рода. Им я занимался каждый день. Второзаконие 6:8 велит привязывать заповеди к руке и между глаз.
С начала года я использовал домашний метод: брал два отксеренных списка Десяти заповедей и складывал их до размера полароидной фотографии. Каждое утро я брал белую веревочку и привязывал один список к запястью, а другой закреплял на голове.
Это на удивление эффективно. Попробуйте забыть о Божьем слове, когда оно прямо перед глазами. Иногда я представляю, как заповеди проникают сквозь кожу и просачиваются прямо в мозг – словно священный никотиновый пластырь. Если приглядеться, «Не кради» отпечаталось где-то на лобной доле.
Даже когда я снимаю веревочку (обычно около полудня), у меня на несколько часов остаются красные следы на руке и голове.
В этом смысле привязывание кажется хорошим, добродетельным делом. Но в последнее время меня одолевает ощущение вины. Я чувствую легкий укор со стороны предков, или совести, или Бога: возможно, пришло время попробовать традиционный еврейский ритуал привязывания заповедей к руке и лбу. Надо попытаться наложить тфилин.
Я немного знаком с этим иудейским атрибутом (обычно их называют «тфилин», но также можно встретить термин «филактерии»). В четырнадцать лет я впервые увидел ритуал на борту El Al[163] во время перелета в Израиль: группа ортодоксальных иудеев встала в проходе. На лбу у них были черные коробочки, как лупы у ювелиров. Они закрепили ремешки, покачали головами вперед-назад и что-то пропели. Это было загадочно и немного пугающе.
Позже я сталкивался с тфилин всего один раз – в книге, которую мне несколько лет назад прислали в Esquire. Это была книга Леонарда Нимоя – Спока из «Звездного пути», который, как выяснилось, еще и фотограф и квазирелигиозный еврей. В его книге были не совсем пристойные черно-белые фотографии полуголых женщин с наложенными тфилин. Вроде вариации на тему «Мэпплторп[164] и Талмуд». (Короткое, но важное замечание на полях: вам знакомо приветствие Спока с разведенными пальцами – «живи долго и процветай»? На самом деле это священный жест еврейского жреческого класса, «коханим».)
Тфилин известны очень давно – археологи нашли на берегах Мертвого моря в Израиле пару таких атрибутов, которые относятся примерно ко временам Христа. Некоторые утверждают, что и сам Христос каждый день накладывал тфилин, хотя и критиковал слишком массивный вариант фарисеев.
Но когда же начали их использовать? И как они выглядели изначально? Во времена Моисея? Никто не может сказать с уверенностью. Библеист Одед Боровски, автор книги «Повседневная жизнь в библейские времена»[165], сказал мне, что это мог быть гораздо более примитивный вариант – например, веревочка со свитком. Другие говорят, что древние евреи могли не носить ничего и смысл этого отрывка изначально был переносным.
Но с чего бы ни началась традиция, сегодня тфилин связаны с крайне замысловатым ритуалом. В нем десятки правил – вплоть до запрета выпускать газы, когда на вас тфилин.
Мне нужна помощь. Я прошу Йосси, одного из моих ортодоксальных советников, научить меня накладывать тфилин. Он приглашает меня к себе в Верхний Вестсайд. Приближается вечер. В идеале тфилин привязывают ранним утром, но и сейчас еще можно это сделать.
Йосси приветствует меня рукопожатием, подходит к шкафу и вынимает мешочек из голубого бархата. Внутри две черные кожаные коробочки с ремешками, в каждой из которых маленькие свитки со словами из Писания.
– Вы левша или правша? – спрашивает Йосси.
– Правша.
– Хорошо, тогда давайте мне левую руку.
Я протягиваю руку ладонью вверх, и Йосси кладет черную коробочку на мой левый бицепс. Как предписано традицией, я семь раз обматываю руку ремешком, начиная под локтем и заканчивая у запястья. Ну, на самом деле я делаю пять витков, а потом рука заканчивается. И я начинаю заново с помощью Йосси, что не так-то просто для него: приходится наматывать в неудобную сторону.
– Это как повязывать галстук другому человеку, – говорит он.
Наконец Йосси оборачивает ремешок семь раз. Другую черную коробочку он накладывает мне на лоб. И указывает место в молитвеннике. Я читаю: «Благословенно славное имя царства Его во веки веков!»
