Евгения Федорова - На островах ГУЛАГа. Воспоминания заключенной
Правда, таких слепо верящих было мало. Ходило много слухов: это будет дальний этап в какой-то новый северный лагерь — Норильск. Новый лагерь, он только строится, нужны специалисты, потому и идет отбор специалистов.
Ну а такие, как я? Газетный работник, детская писательница, к тому же начинающая, без «имени»? В каком качестве я могла пригодиться в далеком северном лагере, хотя бы и новом?!
— Ну, какой-то процент случайности всегда может иметь место, — рассудительно отвечали желающие верить в Норильск.
Но ходили слухи и более зловещие. Их люди просто гнали от себя, до последней минуты не желая в них поверить. Это было страшное слово «Водораздел».
Как я уже упоминала, это был жупел, которым пугали в управлении, в театре, в конструкторском бюро, на любой «блатной» работенке. Это название объединяло в себе несколько штрафных лагпунктов БеломорБалтЛага, на самом верхнем участке ББК, куда заключенных отправляли за провинности. Из нас никто не бывал на «Водоразделе», но мы все знали, что там делалось: там были только лесоповал и «загибаловка» — гибель от истощения.
Загибались на «Водоразделе» все. Вместо леса — одно мелколесье, и никаких норм выработать даже настоящим работягам было невозможно. В результате хлебная пайка срезалась до 200 граммов, а это означало голод и истощение. Сначала люди переходили в разряд «доходяг», потом попадали в лазарет на лагпункт «Северный», из которого уже никто живым не возвращался. Верить в то, что нас отправят на «Водораздел», никому не хотелось… И все же это оказался именно он. Мы ни в чем не провинились. Просто настал 1937-й год, и лагерники ощутили его на своей шкуре точно так же, как и весь народ Союза Советских Социалистических Республик… Прежде чем рассказывать о нашем этапе на «Водораздел», хочу еще немного вернуться к тем немногим дням, которые мы провели на пересылке, так как они сыграли большую роль в моей дальнейшей лагерной судьбе. Жили мы там все еще довольно вольготно. Пересыльные бараки — и мужские и женские (впрочем, такой был всего один, да и то полупустой) — стояли за одной общей загородкой, и в «зоне» можно было беспрепятственно ходить, гулять и сидеть на завалинках у бараков. Поэтому за эти дни произошло много знакомств, было выслушано множество чужих историй и рассказано своих. Ведь людей лишили свободы, книг, радио, и оставалось только одно: рассказы, воспоминания, предположения…
Здесь, на пересылке, я встретила Андрея Быховского — яркого, энергичного и интересного человека, который стал до конца своих дней моим самым дорогим и близким другом и благодаря влиянию которого я в конечном итоге не погибла на «Водоразделе». Обстоятельства его жизни были необычными даже среди пестрого калейдоскопа прочих историй.
Племянник ставшего известным в 20 — 30-е годы заслуженного артиста Юрьева [4], он рано остался сиротой и до революции воспитывался в семье дядюшки, где детей, впрочем, никак не воспитывали и они росли сами по себе, отделенные от мира взрослых, всецело переданные на попечение старой и преданной няньки — фанатично религиозной и суеверной старухи, населившей детскую чертями и домовыми, лешими и ведьмами, невероятными чудесами и ожиданием загробных адовых мук.
Но детей она любила, и они ее любили, особенно за эти таинственные, страшные и непонятные истории, которые старуха им рассказывала. А маленький Андрейка просто их обожал. К старой юрьевской няньке он сохранил самые теплые чувства. Жуткий и таинственный мир детской надолго завладел фантазией мальчика, заронил необоримую тягу ко всему неизведанному, заколдованному и опасному. На всю его жизнь!
…Ко времени революции Андрей Быховский оказался юнкером. Сражаясь за «Россию, царя и Отечество» и отступая вместе с врангелевским войском, он покинул Крым. Так волею судьбы оказался Андрей белоэмигрантом за границей, хотя политика никогда его не привлекала и он не собирался делать политическую карьеру, да и не особенно еще разбирался, что к чему в этом большом мире… Бросок за границу ощутился им как рывок в неизведанную романтику. Разлука с родиной представлялась делом временным и не слишком тяжелым, тем более что людей родных и любимых в России не осталось, а отношения с дядюшкой и двоюродными сестрами были холодными.
И вот, по существу мальчишка 19 лет, без специальности, без денег, без знакомств и покровителей, оказался Андрей в одиночестве за границей… Но не пошел обивать пороги иммигрантских комитетов, а с удовольствием стал жить «сам по себе». Ему хотелось все увидеть, все испытать. И он увидел и испытал… Прошел «огонь, воду и медные трубы».
Чем только Андрею ни приходилось зарабатывать на жизнь! В Греции он держал тараканьи бега. Из Австрии в Венгрию доставлял контрабанду, отсиживая по несколько месяцев в тюрьмах при поимках. В Бразилии бежал из легиона наемных войск, едва не погибнув от тропической лихорадки и нечеловеческих условий жизни легионеров. Был мелким разносчиком и «зазывалой» в каирских лавчонках. Едва не сделался наложником какого-то не слишком крупного эмирчика. Наконец, устав от скитаний и голода, Андрей охотно завербовался у набиравшего учеников сербского отца-иезуита в религиозный колледж, который готовил служителей церкви. Особо способные ученики могли рассчитывать в будущем даже на епископат. Андрей оказался способным учеником — одним из первых. С ним вскоре начали носиться и готовить его в помощники епископа.
Два года он жил припеваючи, катался как сыр в масле — отоспался, отъелся на иезуитских харчах, про себя посмеиваясь над церковной братией, над фанатиками и схоластами. Но все же немало было прочитано и серьезных, научных книг. Многие вопросы философии и истории увлекали. Однако приближался выпуск, и Андрей решил, что пора сматывать удочки. В епископы он не собирался. Поблагодарив братьев-иезуитов — мысленно, конечно, — Быховский удрал из колледжа. Опять настала пора бродяжничества, но за годы, проведенные среди серьезных, образованных людей, он получил разносторонние знания, которые заставили его на многое взглянуть серьезнее.
В Обер-Аммергау на ежегодные священные мистерии Андрей попал случайно. Набирали статистов для тысячных армий войска Христова. Здесь были и студенты, и школяры, и просто бродячий люд, жаждущий хоть немного подзаработать.
Главных действующих лиц — Христа, Деву Марию, апостолов — изображали местные крестьяне, у которых роли переходили из рода в род, от отца к сыну, от матери к дочери. Христово войско, крестовые походы, битвы за Гроб Господень изображали пешие и верховые статисты в костюмах, париках и гриме. Зрелище было грандиозное, и десятки тысяч зрителей собирались полюбоваться им, располагаясь на окрестных пологих склонах холмов.
Режиссеры со сверкающими на солнце рупорами носились туда и сюда на взмыленных конях и командовали армией актеров. Андрея зрелище сначала поразило, затем захватило, а потом он уже не мог оставаться только послушным исполнителем… Вскоре он стал «внештатным» помощником режиссера, а на следующий год — уже настоящим режиссером.
От священных мистерий в Обер-Аммергау Андрей пришел в кино. Ему повезло. Удалось сработаться с оператором. Успешно сняли мистерии. Потом — несколько интересных хроник. Наконец можно было не думать о куске хлеба. Но «правильная» жизнь уже не удовлетворяла… Даже такая разносторонняя, как жизнь хроникального кинорежиссера, казалась пресной. Тянуло пуститься в какую-нибудь невероятную авантюру…
В Россию тоже потянуло из любопытства. Своими глазами посмотреть — что там? Шел 1934 год, близилось 20-летие Октябрьской революции. В то время Андрей Быховский жил и работал в Чехословакии. Там тогда было немало русских эмигрантов. Там же зародилось и разрослось до значительных размеров движение «Смена вех». Четыреста сменовеховцев решили вернуться в Россию и через эмигрантский комитет выхлопотали себе визы. Специальный поезд увозил их в Россию.
Встреча оказалась грандиозной. Ее можно было сравнить, пожалуй, только со встречей папанинцев. Оркестры на платформе, кортеж машин с флагами по улицам Москвы, народ толпами вдоль тротуаров, народ в окнах, на балконах, мальчишки на деревьях, и всюду, всюду цветы — море цветов, дождь цветов!! Россия встречает заблудших сынов!.. Ура, ура!!
Всех новоприбывших обеспечили работой и жильем. Быховский снимал октябрьский парад 1934 года на Красной площади. А октябрь 1935-го встретил уже в Бутырках. Арестованы были все 400 человек, за исключением нескольких, которым удалось случайно ускользнуть из поля зрения органов. Их продолжали искать и в 1937 году!
Все сменовеховцы взамен букетов из роз получили по целому букету пунктов 58-й статьи, из которых основными были группировка в целях заговора и связь с иностранным капиталом. Все получили по десять лет.
