Николай Сченснович - Записки актера и партизана
Решили спасти товарища. Разведчики установили, в какой палате лежит раненый. Командование бригады разработало план. И вот темной ночью 9 марта группа партизан, оставив лошадей и повозку на окраине Кореличей, бесшумно подобралась к госпиталю. Двери были закрыты. Нажали плечами, и внутренний замок соскочил. Ребята вбежали в палату, где лежал раненый. Брат его сказал:
- Витя, собирайся!
Не ожидавший возможности освободиться, Витя не знал, что делать от радости. Тогда схватили его вместе с матрацем и быстро по задворкам принесли к саням. Положили и уехали.
Вся операция была проведена настолько быстро, что немцы опомнились и открыли стрельбу, когда партизаны находились далеко.
Эту историю мне рассказал сам Витя перед нашим спектаклем, пока готовили сцену.
А сцену строили основательно. На поляне вогнали в землю столбы, на них положили бревна, а к ним прибили доски. За неимением гвоздей временно сорвали пол в караульном помещении. С боков сцену обставили густыми елочками, а позади на натянутой веревке повесили цветные домотканые одеяла. Желающих строить сцену было много, так что всю работу закончили очень быстро.
Как только стали загонять первый столб, начала собираться публика. Она тоже включилась в строительство. Все, кто мог, приносили бревна, доски, скамейки, табуреты. Одновременно со сценой вырастал "зрительный зал". Тут работали и бородатые старики из семейного лагеря, и мальчишки, с упоением помогавшие старшим.
Перед самым началом спектакля принесли несколько стульев. Появился Денисенко. Забинтованная рука на перевязи. Заметно было, что он не вполне оправился после ранения. Лицо бледное, исхудалое, покрыто морщинами. Его сопровождала медсестра.
На спектакле присутствовало много зрителей. Прошел он с большим подъемом. Никогда раньше в профессиональных театрах я не видел такого искреннего восторга публики, как на наших примитивных выступлениях, без декораций, без грима, с подвязанной бородой из пакли. Исполнители настолько входили в образы, что весь зал заражался их неподдельными переживаниями и жил общей с ними жизнью.
Артисты, изображавшие партизан, с таким азартом хватали "немцев" и "полицейских", что те получали порядочное количество тумаков и синяков. А публика негодовала, видя на сцене изменников Родины. В их адрес сыпались из зала проклятия и угрозы.
Большую роль, конечно, в этом играла злободневность тематики. Но основой успеха была искренность исполнителей, покорявшая зал и заставлявшая верить в то, что происходит на сцене.
Как и везде, особым успехом пользовались "Блок" и "Рогулевская армия". В "Блоке" все с удовольствием наблюдали за злоключениями Гитлера и довольны были его печальным концом, а с "рогулевцами" им приходилось встречаться в жизни чуть ли не каждый день, и шарж на эту тему был особенно понятен.
В этой пьеске выделялся своим исполнением Юзик, игравший "главнокомандующего" Рогулю. Его веселый характер был как бы создан для исполнения комических ролей. В роли Рогули он был неподражаем. Достойным партнером ему стал Костя Карнович. Они так сыгрались, что публика ликовала от восторга. Я всегда с наслаждением смотрел на этот дуэт. По требованию зрителей "Рогулевскую армию" приходилось показывать вторично, всю сначала.
Закончив выступление, поехали в отряд имени Фрунзе, чтобы оттуда назавтра после спектакля отправиться домой, но по дороге нас задержали верховые из Первомайской бригады и попросили остаться у них. Ефим Данилович говорил, что уже поздно, а ночевать здесь нельзя по оперативным соображениям, но партизаны так просили, что пришлось согласиться. Я предложил дать спектакль ночью при свете костров. Так и сделали. Один из верховых остался, чтобы проводить нас к лагерю, а остальные поехали вперед готовить сцену.
Спектакль был незабываем! Колеблющееся пламя костров создавало фантастическую обстановку. Яркий огонь, то вспыхивающий, то затухающий, слепил глаза, и все вокруг казалось чем-то неправдоподобным. Публики мы не видели. Партнеры на сцене казались какими-то неестественными, чужими. Однако спектакль прошел в приподнятом настроении, и по окончании нас очень горячо и долго благодарили.
Глубокой ночью мы отправились дальше.
После выступления в отряде имени Фрунзе мы дали еще два-три спектакля, затем Ефим Данилович приказал нам ехать в межрайпартцентр, а сам с радисткой и двумя связными отправился по вызову в облцентр.
Мы двигались не спеша, с остановками и добрались 17 июня вечером. Здесь сразу же объявили, что мы должны показать свой спектакль корреспонденту газеты "Правда" Александру Земцову, прилетевшему к нам из Москвы. Усталые, мы добрались до сцены и улеглись вповалку, чтобы хоть немного отдохнуть.
Программу показали полностью, а после спектакля устроили обсуждение ее. Земцов хвалил нашу работу и сказал, что несмотря на ряд недостатков, которые можно простить в партизанских условиях, наша самодеятельность чрезвычайно важна. Нигде ничего подобного нет. Своими выступлениями мы воодушевляем партизан на боевые дела и ведем массовую агитацию среди населения. Этим оказываем огромную помощь Красной Армии.
После разбора спектакля мы долго расспрашивали Земцова о Москве, о положении на фронте. Он уже несколько дней жил здесь и за это время объехал много партизанских отрядов и познакомился на месте с нашей жизнью. То, что Земцов увидел, превзошло все самые смелые его предположения, и на Большой земле, по его словам, многие не представляли себе, что тут происходило.
Мы не знали тогда, что этот спектакль был последним в пуще.
"РЕЛЬСОВАЯ ВОЙНА"
Весной 1944 года наши войска уже стояли на территории Белоруссии. Мы чувствовали приближающееся и для нас освобождение.
В первую очередь это было заметно по поведению немцев. Усилились зверства в городах и местечках, занятых гитлеровцами, возросли переброски на восток живой силы и техники. Разведчики сообщали, что немцы по-настоящему нервничают. Среди полицейских и других фашистских холуев началась паника.
Немцы, правда, старались внешне не показывать своей тревоги, но это им плохо удавалось. Еще расклеивались бодрые приказы, печатались сводки военных действий, в которых сообщалось, что для окончательного разгрома большевиков германская армия временно отошла, выполняя стратегический маневр, чтобы затем перейти в решительное наступление, разбить советские войска, занять Москву и победоносно закончить кампанию. Громкоговорители, расставленные по улицам, восхваляли фюрера и его стратегию, восторженно кричали о будущих победах. И все эти сообщения сопровождались бравурными маршами.
