Александр Витковский - Поединок спецслужб. Перезагрузка отменяется
Тем временем Филби получил условный сигнал — в одном из окон неприметного бейрутского дома загорелся свет, означавший, что к побегу все готово. Использование условного сигнала было не липшей предосторожностью. Мы боялись, что за нашим разведчиком могло быть установлено плотное наблюдение, и, дабы не рисковать его жизнью, отказались от проведения личной встречи. Все инструкции наш особо ценный источник Том получил заранее и четко знал, как нужно было действовать.
А потом все пошло как по маслу. В ненастный зимний день он налегке вышел из своего дома и направился будто бы на работу. Затянул в отель «Нормандия», пошатался некоторое время по городу, выявляя, нет ли за ним слежки, позвонил домой, предупредив о своем опоздании на званый прием к первому секретарю английского посольства в Ливане Глену Бальфуру, затем направился в сторону порта, где вместе с толпой зевак спокойно прошел на советский корабль. Найти каюту капитана, где его уже ждали, не составило особого труда.
Выдержав необходимую протокольную паузу, «день открытых дверей» был окончен, и судно так быстро снялось с якоря, что даже небольшая часть груза осталась в порту. Курс — на Одессу. Но опасность еще не миновала.
Мы боялись, что английские корабли или самолеты могут броситься в погоню и, нагнав советское торговое судно в нейтральных или чужих территориальных водах, вынудить экипаж согласиться на тщательный досмотр корабля в поисках английского подданного. Ведь путь до советского порта занимал пять-шесть дней. Чтобы исключить такую возможность, через нескольких часов от имени Филби была организована посылка телеграмм из Каира, а затем и других городов региона. Пусть сотрудники МИ-5 и ФБР хотя бы ненадолго поверят, что Филби действительно находится там. Пусть ищут его, теряя драгоценное время. А мы за эти дни успеем уже далеко уйти. Меры предосторожности соблюдались и на корабле. На палубу Ким Филби мог выходить только во время движения судна вдали от берега, а когда корабль ненадолго заходил в зарубежные порты — отсиживался в запертой каюте за плотно зашторенными иллюминаторами.
К счастью, путешествие закончилось благополучно. Правда, зима в тот год выдалась холодной, и акватория одесского порта замерзла. Судно не могло подойти к пирсу и бросило якорь на рейде.
По распоряжению начальника порта, мне только к вечеру выделили мощный буксир, который, взламывая лед, доставил меня на чистую воду где стоял корабль с особо ценным пассажиром на борту. У меня была сумка с зимней одеждой для гостя из жарких стран. Я кое-как взобрался по веревочному трапу на палубу корабля. Качка, ветер и холод были ужасные, и, болтаясь на раскачивающемся трапе, я боялся, что уроню свой багаж в море. Слава богу, все обошлось.
Захожу в кают-компанию и спрашиваю капитана, где наш гость. Капитан указывает мне на худощавого, подтянутого джентльмена, которого я ни разу в жизни не видел, но о котором так много знал. Я поздоровался с ним по-английски. Он сразу оживился, заулыбался, хотя чувствовалось, что он волнуется и несколько напряжен... Я передал ему одежду, а он продолжал говорить, много шутил. Дело в том, что капитан судна плохо знал английский, и всю дорогу Филби был практически обречен на молчание и скуку. Уже наступила глубокая ночь, когда по тому же самому веревочному трапу мы спустились на буксир и после непродолжительного плавания прибыли в порт. Здесь нас уже ждала машина, и после соблюдения всех необходимых пограничных и таможенных формальностей, часа в три ночи, мы приехали в гостиницу. В номере был накрыт стол—прекрасно приготовленный ужин с бутылкой великолепного коньяка. Выпили за удачно проведенное мероприятие, закусили, обменялись впечатлениями по некоторым нюансам проведенной операции выезда из Бейрута, а потом разошлись но комнатам и легли спать. Уже в семь утра — на самолет в Москву. Кстати, позднее из Бейрута и Лондона нам удалось вывезти и личную библиотеку Филби — несколько сотен книг.
— А как повела себя в этой нестандартной ситуации жена разведчика, оставшаяся в Бейруте?
— Конечно, для нее это были нелегкие дни. Сами знаете, больше всего пугает неизвестность... На следующий день, так и не дождавшись мужа, она позвонила на квартиру сотруднику Сикрет интеллидженс сервис, который под крышей посольства действовал в Ливане. Она знала, что ее муж много лет работал в спецслужбах, поэтому поставила в известность о случившемся его коллегу. Конечно, английскому разведчику стало известно об исчезновении Филби еще до звонка его супруги, но и он не мог понять, что, собственно, произошло. Особенно загадочным это исчезновение выглядело в свете всех этих историй двенадцатилетней давности о причастности Кима к бегству Маклина и Берджесса.
В тот же день сотрудник английской разведки посетил Элеонору, внимательно выслушал ее сбивчивый рассказ и пообещал во всем разобраться.
Но и следующие двое суток не внесли никакой ясности, если не считать, что в отеле «Нормандия», где Филби получал деловую корреспонденцию, Элеонора нашла записку от мужа: «Не беспокойся. Со мной все в порядке. Я скоро опять напишу тебе. Скажи, что я уехал в длительную поездку».
Конечно, обрадованная женщина сообщила эту новость в посольство. Точно так же она поступила, получив от Кима еще несколько телеграмм, в которых муж, согласно отработанной заранее легенде, сообщал, что по заданию «Обсервер» срочно выехал в непредвиденную командировку по странам Ближнего Востока и вернется примерно через полмесяца.
Кстати, через некоторое время, когда страсти вокруг побега потихоньку улеглись, Элеонора приехала к Филби в Москву, где они жили несколько месяцев. Но женщина так и не смогла привыкнуть к условиям Советского Союза, хотя для них были созданы вес условия. Семейная жизнь дала трещину, и они расстались. Навсегда.
— Василий Алексеевич, сейчас много говорят о том, что никакой опасности, связанной с арестом Филби, не было. Даже резидент СИС Питер Лан, к которому должен был прийти с повинной наш разведчик, уехал в это время на несколько дней из Бейрута. Так ли это?
— Мы тщательно анализировали всю ситуацию — и до, и после побега. Конечно, опасность ареста была реальной—в этом были заинтересованы не только англичане, но и американцы. С другой стороны, английской политической верхушке была явно невыгодна откровенность Филби—ведь он в ходе разбирательства или судебных слушаний мог предать гласности далеко нелицеприятные сведения о тайной подрывной деятельности против СССР. А в политике и разведке не любят, когда выносят сор из избы. В то время это грозило даже отставками в правительстве. К тому же в те годы Англию сотрясал один шпионский скандал за другим, и общественность вполне могла потребовать отчет о том, почему так бездарно тратятся деньги налогоплательщиков но статье «Государственная безопасность и деятельность спецслужб».
