Диан Дюкре - В постели с тираном 2. Опасные связи
Вышеописанное бегство приносит страдания всем, в том числе и самим беглецам: пребывание за границей оказывается для них не таким приятным, каким они его представляли. Зятья Саддама, привыкшие жить на широкую ногу и абсолютно не ограничивать себя в расходах, недовольны. После того, как ЦРУ выжало из бывших иракских чиновников все ценные сведения, к ним начинают относиться в Иордании, как к прокаженным. Кровь, которой они замарали руки во время подавления восстания шиитов и курдов, не позволяет сделать из них мучеников, пострадавших от существующего в Ираке режима. Разница между их прежней и нынешней жизнью настолько велика, что у Хусейна Камеля через несколько месяцев начинаются серьезные психические расстройства. Саддам направляет беглецам множество посланий, уговаривая их вернуться и обещая их не наказывать. В конце концов те решаются.
Двадцатого февраля 1996 года Рагад, Рана и их мужья пересекают иордано-иракскую границу. Пограничник впоследствии вспоминает, что увидел «плохо выбритого мужчину, который был одет в пижаму и вел себя так, как будто спал на ходу». Такое состояние не помешало зятю Саддама Хусейна прихватить из Аммана пистолет, который у него при пересечении границы конфисковывают. Удей встречает беглецов и забирает обеих сестер, тогда как мужей Рагад и Раны привозят – каждого отдельно – в президентский дворец, где их ждет Саддам для серьезного разговора. Он подтверждает свое намерение простить родственников, но ставит условие: они должны немедленно развестись с его дочерьми. Зятья, несмотря на снисходительное отношение к ним, отвечают категорическим отказом.
Двумя днями позже, во время религиозного праздника, Саддам заявляет: «Я дал обещание не подвергать их наказанию». Тем самым он подтверждает свое предыдущее решение перед лицом клана. Однако ситуацию меняет фраза, которую произносит Али Хасан аль-Маджид – соратник Хусейна с самого начала политической карьеры президента: пусть Саддам простил предателей, «но ведь это дело семейное». Клан в который раз навязывает свои правила.
Удей приводит Рану и Рагад к матери, встреча получается не очень-то радостной. «Я помню, как моя мать внезапно ссутулилась, как будто на ее плечи навалился тяжкий груз. Она попыталась взять нас за руки и что-то нам сказать. «Девочки мои, меня подкосило горе», – машинально повторяла она[127]», – вспоминает Рана. После завершения встречи с Саддамом зятья отправляются к своей сестре в пригород Багдада, прихватив множество всякого оружия, которое они берут с собой не зря: после того как Саддам выражает одобрение «приговору», вынесенному Али Хасаном аль-Маджидом, принимается решение напасть на «предателей» ближайшей ночью.
В пять часов утра дом со всех сторон окружают готовые напасть вооруженные люди. Братья отвечают на требование сдаться тем, что бросают в осаждающих свои национальные головные уборы, которые они надели, готовясь умереть. В арабском мире это считается жутким оскорблением – оскорблением еще более ужасным, чем швырнуть в человека обувь. Наказание за это – смерть. Братья не желают отдавать свои жизни задешево, и штурм длится более трех часов, в течение которых Удей и Кусей, зная, что отец их все равно простит, наблюдают за сведением счетов через окошко припаркованного неподалеку автомобиля. Впоследствии во время похорон предателя Хусейна Камеля «Саддам запретил всем плакать, сказав, что тот, кто прольет хотя бы одну слезу, будет убит»[128], – вспоминает один из близких к Саддаму людей. Рана, страдая кататонией, целую неделю не может ни есть, ни пить, ни даже разговаривать. Она лежит неподвижно на диване своей матери, способная лишь дышать и плакать. «Избалованные дочери, никогда не несшие никакой ответственности, и любимые супруги, желания которых исполнялись столь же поспешно, как приказы Саддама, – это закончилось для нас навсегда», – вспоминает она.
Рагад и Рана привыкают к нелегкой судьбе вдов, но самой подавленной из всех выглядит, пожалуй, Саджида: «Начиная с этого дня моя мать уже никогда не была такой, какой она была раньше», – приходит к печальному выводу Рана. Убить ее любимца – человека, которого она выбрала в качестве мужа для старшей дочери, – это значит серьезно опозорить ее перед кланом, и виноват в этом ее позоре ее муж. Саджида чувствует себя брошенной. У нее начинаются проблемы с психикой, а несчастья продолжают сыпаться.
Когда неполных шесть месяцев спустя в Удея, в очередной раз отправившегося на «охоту за девушками», стреляют из автомата Калашникова перед входом в одно из злачных заведений, Саддам обвиняет Саджиду. Узнав о случившемся от Ала Башира, первая леди прибегает к лежащему на больничной койке сыну. Она, всегда степенная с безупречной прической, бежит растрепанная по коридору больницы и вопит: «Он убьет моего сына!» Она считает, что супруг виноват в том, что иракцы ненавидят Удея. «Я знаю, что это закончится плохо», – снова и снова повторяет она врачу[129].
Саддам и Кусей приезжают навестить выздоравливающего Удея. Когда Кусей спрашивает о самочувствии брата, Саддам заявляет: «Ты должен быть морально готов к самому худшему». Преданность Саддама общенациональным интересам вполне может заставить его пожертвовать многим. «Это была умная мать, она знала, что жизни ее детей угрожает опасность и что в Ираке уже больше никто не может чувствовать себя в безопасности, – вспоминает Ала Башир. – И она предпринимала немало усилий для того, чтобы скрыть свое горе».
Саджида, похоже, больше не в состоянии держать под контролем клан Тикрити. Уследить за Удеем становится все труднее и труднее. «Как-то раз он попросил меня составить документ, осуждающий одного из высокопоставленных чиновников, но я отказался это сделать, – вспоминает доктор Башир. – На следующий день в газете, которой он руководил, целая страница была посвящена критике в мой адрес. Там рассказывалось о том, какой я плохой человек. Мне не хотелось на это как-либо реагировать, однако неделей позже, когда я пришел к Саджиде, она была очень сильно взволнована. Она сказала мне: “Я спросила Удея, и он ответил, что он тут ни при чем. Зачем так поступать? Зачем вести себя подобным образом по отношению к людям, которых уважают и ценят?”»
Судьба «образцовых девочек» трагична. И это результат политики их отца, который ведет себя по отношению к своей стране так, как ведет себя по отношению к своей семье отец, а по отношению к своей семье – так, как ведет себя человек с железным характером. Если бы Рагад имела возможность выбирать себе судьбу, то она, по ее словам, все бы изменила. «Мой отец Саддам был бы обычным адвокатом, а моя мать Саджида – учительницей. Я росла бы рядом с ними так, как растут обычные дети. Мне были бы чужды и эгоизм, и все те проблемы, которые возникают у человека, имеющего власть. Мы были бы счастливой семьей, сталкивающейся только с теми трудностями, с которыми сталкиваются все другие семьи».
