Карин Мюллер - Japanland. Год в поисках "Ва"
«Карин, помнишь, ты рассказывала о своей приемной семье? Вот и у меня здесь то же самое», – признается она, как только мы выруливаем на шоссе.
Юка ездит в студию 3 раза в неделю, затрачивая 2 часа на дорогу. Барабанщики репетируют весь вечер, и домой она добирается часа в 2 ночи. А на работу приходится вставать еще до рассвета. Юка мечтает уволиться из офиса и постоянно играть в ансамбле, но игрой на тайко не заработаешь даже на аренду маленькой квартиры. Рэндзан, директор барабанного ансамбля, слишком занят своими двумя сыновьями и больше ни на кого не обращает внимания.
Юка разрывается меж двух огней, но ситуация тупиковая. Через 10 дней ансамбль Рэндзана должен выступать в Аомори. Это очень далеко отсюда. Начальник Юка запретил ей ехать. Рэндзан же настаивает, чтобы она поехала. Юка так хмурится, что меж бровей залегают глубокие морщины.
«Рэндзан мне как отец, он моя семья. Но как я буду платить за квартиру?»
Учитель не понимает, что у нее финансовые трудности. Ей же хочется заниматься любимым делом, но это невозможно: надо оплачивать счета. А ведь Юка всего 23 года.
«Я говорила с Рэндзан, пробовала заставить его понять, но…» -Она смотрит в залитое дождем окно и качает головой.
«Что ты будешь делать?»
«Не знаю. – Она смотрит на меня. – А ты?»
«Без понятия».
Студия, где занимается ансамбль тайко, совсем маленькая, и здесь полно барабанов всех размеров и форм. Репетиция уже началась. Юка берет палочки и садится играть.
Ансамбль тайко – это большое многокамерное сердце: каждый отсек пульсирует в собственном ритме, но все находятся в совершенной гармонии. В груди резонирует гул гигантского барабана одайко. Меньший барабан выстукивает сложную мелодию. На фоне громовых раскатов раздается журчание флейты – она как ветерок, раскачивающий вековые сосны. Тихий звон цимбал – как прикосновение птичьих крыльев. Если бы сама природа сотворила симфонию стихий, эта музыка звучала бы именно так
А в эпицентре всего – Рэндзан. Высокий и мускулистый. От многолетней игры на барабанах мышцы на руках стали стальными. Рэндзан не просто красив, в нем есть какой-то животный магнетизм, который не под силу воспроизвести ни одному пластическому хирургу. Он бьет в барабан с восторгом ребенка и нечеловеческой точностью. Рэндзан – артист от природы, это видно по тому, как он жонглирует палочками и неотразимо улыбается. Когда приходит время выучить новый ритм, Рэндзан подходит к барабану, выстукивает невероятно сложную мелодию и говорит ученикам: «Вот так!» Вот и все объяснение.
Через 4 часа Рэндзан наконец устраивает перерыв. Он объявляет, что в следующие выходные проведет 2-дневный семинар в местной школе. Я смотрю на Юка – она вся сияет, от усталости не осталось и следа. И не раздумывая записываюсь.
Оба дня, вместо того чтобы играть на барабане, я любуюсь на Рэндзан. Наш учитель явный экстраверт, что для японца большая редкость. Он сидит к нам боком, скрестив руки на груди с видом великодушного монарха, и лишь изредка выступает вперед, чтобы исправить ошибку или продемонстрировать технику игры. Но даже когда он ничего не делает, энергия так и плещет во все стороны, как от огненного шара.
Ученики бинтуют нарывы и наклеивают поверх бинтов пластырь. В конце концов забинтованные пальцы становятся такими толстыми, что палочки еле держатся в руках. Но ученики продолжают барабанить. Даже те, кто ждет своей очереди, не теряют время зря, хлопают в ладоши и притопывают ногами. И время от времени украдкой поглядывают на Рэндзан в надежде, что тот обратит на них внимание.
Вечером Рэндзан садится во главе стола, а полдесятка учеников наперебой берутся наполнять его стакан саке, да так, что напиток льется через края. Учитель – идеальный хозяин вечеринки: сумел уговорить студентов из Фукуока станцевать знаменитый танец Цветов, а самую робкую девочку – спеть караоке. Заметив, что кое-кто не пьет, он приказывает наполнить стаканы. Слово хозяина – приходится пить.
Но стоит Рэндзан выйти из комнаты, как по ней пробегает поток. Ученики постарше, в деловых костюмах, переговариваются на приглушенных тонах: этот Рэндзан… какой высокомерный… он индивидуалист, принимает решения, не спросив у группы… Те самые подхалимы, что только что соревновались за право сидеть с ним за одним столом, смеялись над его шутками, купались в лучах его обаяния, после ухода учителя тут же заговорили так, как того требуют их одинаковые серые костюмы, одинаковые прилизанные прически. Шепот не затихает. Рэндзан смеется и пьет саке. Ему все равно.
По окончании семинара ансамбль укладывает барабаны, и мы едем к северу, в Аомори, 12 часов на автобусе. Рэндзан устраивает одному из барабанщиков энергичный массаж, кладет ноги на плечо Юка и засыпает. Я вспоминаю ее слова: «Он мне как отец. Он моя семья». Уверена, если бы Юка забеременела, не будучи замужем, Рэндзан бы без колебаний взял ее с ребенком к себе. Если бы кто-то из барабанщиков попал в аварию и стал инвалидом, он заботился бы о нем до конца жизни. Подопечные учителя могут рассчитывать на заботу и неразрывную дружбу – взамен требуется лишь абсолютное повиновение.
Барабанное шоу похоже на сказку: 200 цветных прожекторов, барабаны стоимостью 400000 долларов, вырезанный из дерева дракон со сверкающими глазами и паром изо рта и даже шоу фокусников в перерыве. Зрители в основном старшего возраста. Поднимается занавес, все вежливо хлопают. Барабанная дробь прокатывается по залу подобно гигантской пенной волне. Зрители машинально притопывают ногами и кивают головами. Их привлекает не красивый ритм, не удивительное мастерство, а сами барабанщики, которые, кажется, получают от игры огромное удовольствие. Вспышки прожекторов освещают перекатывающиеся мускулы Рэндзан. На его лице широкая и абсолютно искренняя улыбка. Даже зубы сияют люминесцентно-белым, точно подсвеченные изнутри. Когда затихает эхо последних ударов, раздаются громовые аплодисменты. Рэндзан раскидывает руки, принимает букеты и бутылочки с саке как заслуженную награду. Наконец занавес опускается, но я все же успеваю взглянуть на маленького мальчика лет семи в первом ряду. Его глаза полны восхищения и прикованы к высокой фигуре в центре сцены.
Зрители покидают зал помолодевшими на 20 лет. Их шаг легок и пружинист, спина прямая. Они идут чуть ли не вприпрыжку.
Рэндзан-сан не свойственна скромность, чисто японское стремление к самоуничижению, – он во многих отношениях вообще не похож на японца. Но именно в этом секрет его обаяния. Он – воплощение всего, что не может позволить себе среднестатистический японец. И пусть завтра эти среднестатистические японцы проснутся, наденут свои серые костюмы, сядут в электричку и поедут на работу. Сегодня у них еще есть время помечтать.
