Павел Фокин - Твардовский без глянца
Вот она вся полностью: „В нашей волости организовано 12 сельскохозяйственных кружков. Работа проходит под руководством агронома Малыгина. Он каждую неделю поочередно посещает кружки и проводит беседы по сельскому хозяйству. Крестьяне, не только молодежь, но и старики, охотно посещают кружки“. Подпись „Селькор А. Т.“». [3; 53–54]
М. Кошелев:
«Работа селькора ставила Александра Твардовского в особое положение среди местной молодежи. К нему иной раз обращались взрослые мужики за советом, за разъяснением того или иного вопроса. Многие удивлялись смелости подростка, разоблачавшего в заметках нерадивость или злоупотребления некоторых работников». [2; 72]
Алексей Иванович Кондратович:
«В том же году и в той же газете 19 июля появилось и первое стихотворение Твардовского. Вот оно:
Новая изба
Пахнет свежей сосновой смолою,
Желтоватые стенки блестят.
Хорошо заживем мы семьею
Здесь на новый советский лад.
А в углу мы „богов“ не повесим,
И не будет лампадка тлеть.
Вместо этой дедовской плесени
Из угла будет Ленин глядеть.
И подписано полностью – Александр Твардовский.
Первое стихотворение Твардовского – ему только что исполнилось пятнадцать лет – было напечатано под рубрикой „Деревенское – бытовое. Крестьянин, сделай газету и книгу оружием против старого быта!“» [3; 54]
М. Кошелев:
«Содержание стихов Твардовского я сейчас передать не могу. Помнится, что в них говорилось о сельской глухомани, отрезанной от города, и о новой жизни в деревне. Осталась в памяти его манера читать стихи. Он читал смело, красиво. Ему всегда дружно аплодировали. ‹…›
Обычно после чтения стихов Сашу сразу же окружали девушки и просили написать что-нибудь в их альбомы. В те годы было заведено, что каждая девушка и даже парни имели альбомы, в которые записывали понравившиеся стихи, песни, изречения. Девушки наперебой подсовывали Твардовскому альбомы, и он не чинясь писал в них свои стихи». [2; 72]
Покоряя Смоленск
Иван Трифонович Твардовский:
«В том же 1928 году, ближе к осени, заметили мы однажды приближающуюся к нашему подворью легкую извозчичью пролетку, какой никогда прежде не случалось видеть. Можно представить наши удивление и радость, когда мы увидели, что приехал Александр! Приодет он был, как мне тогда показалось, вполне „по-городскому“, а то, что приехал на извозчике, свидетельствовало о каких-то его возможностях.
Какими были наше волнение и наша радость, высказать нет слов. ‹…› Тут и отец вышел из кузницы. Торопливо, на ходу, вытирая лицо рукавом рубахи, покашливая, подошел к Александру, и они обнялись, расцеловались, и отец сказал: „Ну вот и хорошо! Приехал…“ ‹…›
Всего дня два или три Александр был тогда у нас в Загорье. Перед отъездом в разговоре с матерью признался, что денег у него нет, что жизнь пока не устроена, что хвалиться совсем нечем. И мать что-то сумела собрать для него. Поговорив с отцом, передала ему сколько-то денег, и мы проводили его с пожеланием счастья». [2; 29–30]
Сергей Андреевич Фиксин (1907–1978), поэт, товарищ юности А. Т. Твардовского:
«От станции Починок до Смоленска всего сорок километров, так что путешествие нашего загорьевского друга длилось не больше часа. Поселился он в Доме крестьянина, в бывшем „губернаторском“, что стоял через дорогу, против нашей редакции. Как-то под вечер Твардовский пришел в „Юный товарищ“ и стал знакомиться с работниками газеты и с нашими стихотворцами. Их там можно было застать в любое время. А тут как раз мы готовили особую литстраницу, кажется, посвященную очередной годовщине литгруппы. Все мы увидели своего гостя впервые, хотя с его стихами были уже достаточно знакомы. Ради такого случая отложили литстраницу и уселись вокруг желтого казенного столика слушать новые стихи Твардовского. Какие именно, сейчас уже вспомнить трудно, но в этот раз они были много чище и по своей тематике как-то шире тех, что печатались в смоленских газетах. Правда, от некоторых строк и строф повеивало Исаковским, но это нас только радовало. ‹…›
В самом конце того первого вечера-встречи с Александром Твардовским мы долго ломали головы над небольшой, но важной для нас задачей. Вот-вот должна выйти юбилейная литстраница. Все уже готово – и статья, и стихи, и даже фотография актива литературной группы. На фотографии четверо: Дмитрий Осин, Александр Плешков, Александр Рутман и Сергей Фиксин. Но нет Александра Твардовского. А он должен быть обязательно. Главное – он уже приехал „насовсем“ и работает вместе с нами. А если пересняться? Опять ничего не получится – Плешков уехал в длительную командировку. В конце концов решили так: Твардовскому завтра же сняться отдельно, а художнику вмонтировать его фотографию в общий снимок. Сказано – сделано. Художник и цинкограф довели дело до конца. К четырем молодцам прибавился пятый – в своей неизменной косоворотке и в уже поношенной кепочке… Так, впятером, мы и предстали перед читателями в свой именинный день». [2; 35–37]
Михаил Васильевич Исаковский:
«В следующий раз я встретился с Твардовским в двадцать восьмом году, под осень. Он приехал, чтобы устроиться на работу. И конечно же больше всего ему хотелось работать в газете. Об этом он просил и меня.
Однако ни я, ни кто-либо другой ничего не могли сделать. В то время существовала еще безработица, и желающих найти работу было много. А у Саши не было к тому же никакой специальности.
Что касается редакции газеты „Рабочий путь“, то взять его туда было тоже невозможно. В то время весь штат редакции состоял из восьми или десяти человек. Включить в штат еще хотя бы только одного человека газета не могла: она и без того приносила убыток и никаких дотаций ни от кого не получала. И было поэтому не до расширения штатов.
Об этом я и начал говорить Саше Твардовскому, когда тот, встретив меня на улице, завел речь об устройстве на работу в редакцию. И между прочим я посоветовал ему:
– А почему бы вам (мы тогда были с ним на „вы“) не поехать обратно домой? Подождали бы там, пока положение не изменится к лучшему, а потом можно было бы подумать и о работе в Смоленске.
– Нет, – решительно ответил Твардовский, – домой я не поеду. Попробую все-таки остаться здесь…
И он остался в Смоленске, хотя приходилось ему иногда очень плохо. Он скитался по чужим углам и жил за счет грошового гонорара, получаемого им за стихи, изредка печатавшиеся в смоленских газетах». [2; 56]
