Питер Бамм - Невидимый флаг. Фронтовые будни на Восточном фронте. 1941-1945
Все отнеслись к этому происшествию довольно легкомысленно, поскольку отрабатывали подобную ситуацию во время учений 2 недели назад. Таким образом, мы отдали команду, которая позднее стала знаменитой: «Сигнал тревоги № 3! Вы знаете, что делать!»
Тревожные группы, вооруженные пулеметами, заняли позиции в неглубоких окопах на восточной окраине станицы – они были отрыты во время учений, но за прошедшее с тех пор время осыпались. Нам только не хватало нашего медицинского начальника из штаба корпуса, который наблюдал за нашими действиями, гарцуя на лошади и фиксируя их с помощью секундомера.
Тем временем полевая хирургическая группа, действовавшая в станице, успешно справилась со своей задачей, так как было всего несколько легкораненых. На это ей понадобилось только 22 минуты – рекорд! Вторая группа была переброшена в другую часть станицы, которая располагалась на крутом склоне, возвышавшемся над дорогой; они смогли пробраться незамеченными вдоль затопленной дороги, а затем точно так же вернулись обратно. И они успешно справились со своей задачей. С серьезным выражением лица старший сержант роты заявил, что, по его мнению, за столь успешно проведенный маневр его следует угостить кофе.
– Как ты думаешь? – спросил Ромбах. – Мы не можем обидеть его отказом.
Поэтому мы отлили немного из фляжки Германна, в которую обычно, вопреки всем предписаниям, была налита водка.
Эти, на первый взгляд, малозначительные абсурдные мелочи являются симптомами внутреннего беспокойства, постоянного чувства страха. Была ли сложившаяся ситуация на самом деле опасной или, скорее, нелепой? Мы должны были это выяснить. Тем временем стало светло, и мы стали осматривать местность с помощью биноклей, однако, кроме одиноких фигурок, мелькавших то здесь, то там, ничего не было видно, причем чаще всего не было понятно, наши это или враги. Как всегда, я и Ромбах мыслили одинаково, не обменявшись при этом ни единым словом. Ядро роты составляли опытные бойцы; да я и сам, хотя и много лет назад, был далеко не последним пехотным лейтенантом. Решительное, быстрое наступление на позиции русских, поддержанное огнем двух пулеметов, должно было обеспечить нам успех. Военные медики должны брать оружие только в случае крайней необходимости, однако на этот раз был именно такой случай. Там впереди нас ждала слава – оставалось только ее добыть. Мы переглянулись. А стоит ли?
Совсем рядом с нами просвистело несколько пуль. Теперь уже было поздно отступать. И как раз в этот момент прибыл Самбо.
Самбо сразу же понял, что происходит. Он не доставил никакого послания; вместо этого он достал несколько ручных гранат из сумки, висевшей с левой стороны его мотоцикла, – обычно он возил там цыплят.
Он ухмыльнулся:
– Нужно выкурить оттуда этих русских!
– Самбо, что происходит?
– Помощник начальника медицинской службы хочет знать, может ли выступить вторая полевая хирургическая группа. У них уже сорок раненых.
– Ладно!
Теперь стало ясно, что происходит. С чувством легкого сожаления пехотный лейтенант, принимавший участие в сражении на Сомме, распрощался с шансом добыть себе немного славы.
По вязкой, затопленной дороге я въехал в станицу на заднем сиденье мотоцикла Самбо. К этому времени в наличии уже было не 40, а 60 раненых, так как к ним добавилось 20 русских. Я похлопал Самбо по плечу:
– Ах ты, старый негодяй, они ведь тоже раненые, не так ли?
У Самбо был вид бывалого солдата, которому сделали заслуженное замечание, и сам он знает об этом.
Через полчаса он привел с собой в операционную русскую женщину в военной форме. Она сидела возле дороги вместе с другими русскими пленными, и, поскольку она была доктором, он сразу же отделил ее от других. Она была сильно напугана, но уже через десять минут она перевязывала бинтами одного из русских, который получил не очень серьезное ранение.
Каждый день линия фронта отодвигалась на ΙΟΙ 2 километров к западу. Русским ни разу не удалось заставить наши войска отступать в беспорядке, и постепенно это стало вызвать у наших солдат чувство законной гордости.
Когда однажды я зашел к Фабрициусу, он показал мне несколько русских радиоперехватов. Они были отправленны незакодированными:
«От командующего 56 армией командующему 414 пехотной дивизией. Как можно было продвинуться вперед на 12 километров, не захватив при этом ни единого трофея?»
«От командующего 414 пехотной дивизией командующему 56 армией. Как я мог захватить трофеи, если немцы забирают с собой все ценное?»
Слово «трофеи» в радиоперехвате стояло на немецком языке.
Наши трудности возрастали по мере того, как эвакуация набирала обороты. Чем больше немецких частей оставляло плацдарм, тем ощутимее становилось превосходство русских. Таманский полуостров имеет два выступа, которые тянутся в западном направлении, не доходя всего нескольких километров до Керченского полуострова. Было сделано все возможное, чтобы убедить русских в мысли, что мы намереваемся использовать южный выступ для завершения эвакуации; но на самом деле провели эвакуацию с северного выступа. Русские были введены в заблуждение. Они бросили значительные силы на южный выступ и никого там не нашли. И к тому времени, когда им удалось произвести перегруппировку сил, эвакуация с северного выступа была уже закончена.
В той точке, где два этих выступа смыкаются, наш полевой хирургический госпиталь располагался в течение последних нескольких дней[5]. Начальник медицинской службы группы армий оставался с нами до самого конца. В письме домой он сообщил о дате дня «X», поэтому командующий фронтом и направил его сюда в качестве дисциплинарного взыскания. Его преемник уже прибыл в Крым. Но никто не мог приказать генерал-лейтенанту оставить свой пост в такой критической ситуации, тем более что его преемник находился не на своем боевом посту. Тот так и не смог прибыть на Кубань. На самом деле у этого весьма заслуженного человека и не оставалось другого выхода. На этой стороне пролива оставалось всего несколько частей. Поэтому он добровольно остался с нами и работал в полевом хирургическом госпитале в качестве обычного врача; естественно, что мы с благодарностью приняли предложенную им помощь. Но на самом деле польза от него была совсем в другом. Используя свои связи, он добился, чтобы в наше распоряжение выделили легкий самолет «шторьх», и теперь у нас появилась возможность эвакуировать пациентов с ранениями в брюшную полость в Крым сразу же после операции. Подобное средство передвижения доставляло им минимум неудобств. Точно так же мы могли эвакуировать и пациентов с ранениями в голову. Иногда черепно-мозговые операции можно было и не делать сразу, но если раненому уже сделали подобную операцию, то перевозить его после нее в течение некоторого времени было категорически запрещено.
