Ольга Грейгъ - Женщина фюрера, или Как Ева Браун погубила Третий рейх
Олег Грейгъ после окончания Военно-дипломатической академии. 1969 г.
Итак, Крым августа 1933 года; тайная встреча Сталина и Гитлера, приехавшего с Евой Браун, затем ночь любви Иосифа Виссарионовича с юной любовницей фюрера, и как итог – ребенок. К слову: мне, как автору, импонирует в связи с этими невероятными событиями другая дата: август 1935 года, – о чем я скажу ниже…
Честно говоря, если бы я была простым читателем, я бы на этом самом месте зашвырнула книгу в самый дальний угол. И даже не скажу с уверенностью, смогла ли бы взяться за нее вновь, чтоб дочитать до конца. Но, может быть, да-да, может быть, любопытство все-таки пересилило…
Что ж, продолжу повествование для самых упорных читателей, среди которых найдется 50 процентов тех, кто безоговорочно поверит всему рассказанному, и ровно столько же готовых уничтожить, распять автора на своей безапелляционной столбняковой уверенности, что им подсовывают фальшивку. Кто среди них прав? – и те, и эти…; к кому бы примкнул автор? – весьма вероятно, затаился бы посередине, принимая и не принимая это весьма спорное откровение.
Вторая встреча Сталина и Гитлера состоялась в апреле 1934 года.
Подсчитала: да, теоретически возможно, что роды у Евы Браун были приняты медиками одного из закрытых институтов партийной разведки, а после проведена простая операция по стиранию памяти об этом событии. Впрочем, спецы из сталинской организации могли все провести и на месте, переправив затем младенца из Германии в Союз. Да что говорить, подобные деяния проделывались неоднократно и при менее странных обстоятельствах. Вспомнить, к примеру, старого коминтерновца Стативу, этот болгарин по заданию партии проведший большую часть жизни в Крыму, в 30-е годы привез свою полугодовалую девчушку, рожденную ему итальянской графиней (всё – партийные игры!; так сложилось, что эта девочка не была востребована; то ли ее мамочка рано свела счеты с жизнью и не было нужды шантажировать семью, то ли профессиональному большевику удалось удачно лавировать между Коминтерном, сталинской спецслужбой и КГБ, но только девочка выросла в его законной семье, среди других детей, так ничего и не узнав о своем происхождении). Но вот что не дает покоя: как могли не заметить, что любовница фюрера беременна? Конечно же, я задала этот крамольный вопрос. «В то время она была в тени, для широкой публики была практически никем, в те несколько месяцев, когда у женщины уже действительно виден живот, Ева почти ни с кем из посторонних не встречалась, да и животик у нее был очень маленьким, очень аккуратным, как, впрочем, у многих женщин, признающихся, что некоторые товарищи из их окружения и даже близкие люди не догадывались об их «интересном положении» до последнего», – последовал ответ. Спрашивать же о том, как и почему страстно влюбленная женщина проводит ночь в объятиях другого, может быть, даже не симпатичного ей мужчины, мне не хотелось. Да и не нужно было. В закрытых институтах Бокия, а после и Сталина проводились столь необычайные эксперименты в области физиологии, генетики, антропологии, воплощались столь грандиозные проекты и столь одиозные планы, что заставить жертву проделать некие манипуляции не представлялось сколь-нибудь сложной задачей…
Кстати, в книге первого биографа Евы Браун Н. Гана есть такие примечательные слова, совпадающие с нашим откровением. Он пишет: «По мнению Герды Остермайер, Ева была очень несчастлива в семье. Отец никогда не дарил ей подарков, запрещал выезжать куда-либо на каникулы, запирал среднюю дочь в комнате и вообще перечил ей, где только мог. Ильзе вела себя по отношению к ней довольно высокомерно, а родители к тому же постоянно доводили Еву до отчаяния из-за ее отношений с Гитлером. Мать надоедала ей вопросами: «Что этот человек от тебя хочет? Он обращается с тобой, как со шлюхой, так? Когда он наконец женится на тебе? Похоже, ты беременна?»» (с. 107; выделено мной. – Авт.). Ко всему прочему мне припомнилась сослуживица, с которой приходилось сталкиваться чуть ли не ежедневно, и мы в коллективе даже не догадывались о ее «интересном положении», пока той не пришло время идти в декретный отпуск…
…«Считай, что ее увезли к отцу», – могло означать, что девочка росла либо в кругу близких родственников Генсека (маловероятно) или же воспитывалась в специальном детском приюте в недрах партийной разведки. Кстати, мой собеседник рассказывал о том, как эта секретная служба взращивала и готовила к работе отпрысков знатных родов Российской Империи, древних русских фамилий (начинал подобную операцию еще Коминтерн). К слову: программу по взращиванию евгенически чистых немецких отпрысков станет осуществлять и герр фюрер, и хотя вкладываться в эту программу станет им иной, отличный от советского, смысл, – все же итог проекта и там и там аналогичный: во имя служения Родине, вернее, находящегося у власти…
Добавлю еще одно странное размышление; О. Грейгъ никогда не делал бессмысленных записей и не давал пустых комментариев; в одном из справочников краткой биографии последней жены Василия Сталина Марии Игнатьевны Шевергиной (1932?—2002) рукой моего собеседника были подчеркнуты отдельные факты и сделана пометка: «Ева Б.». Последнее могло означать только: Ева Браун; но какое отношение миловидная медсестра, державшая слабовольного сына Сталина в ежовых рукавицах, имела к возлюбленной Гитлера, и имела ли вообще – навсегда останется загадкой. То, что молодая женщина (с точеной фигурой и волнистыми волосами, как у Е. Б.; которую могли удочерить те, что официально считаются ее родителями, или даже – кому могли подменить ребенка) вовсе не случайно «подсунута» Василию, когда он лежал в госпитале после выхода из тюрьмы – почти не вызывает сомнений. С 30-летней медсестрой опальный генерал познакомился в Московском институте им. Вишневского, где после освобождения из тюрьмы лежал на обследовании. Можно предположить, что ее роль при сыне почившего в бозе советского вождя, усыновивших ее дочерей от первого мужа Нузберга, была ролью надсмотрщицы и няньки, а не возлюбленной. Она уехала с ним в ссылку из Москвы в Казань, там на ее имя был оформлен ордер на квартиру; она же возвращалась в Москву, чтобы сделать от него аборт (весьма показательно); она же принудила прежде несговорчивого супруга сменить фамилию на Джугашвили, чтобы взять (вернуть?) эту же фамилию себе и своим детям. Любопытно, но Светлана Аллилуева, сестра Василия, считала, что «к смерти брата причастна его последняя жена Мария Джугашвили, которая состояла на службе в КГБ».
Нет, я не утверждаю, а лишь осторожно рассуждаю над тем, что может составлять очередную тайну…
