Борис Шапошников - Воспоминания о службе
Программа старшего курса академии была довольно насыщенной и требовала затраты времени на дому для подготовки к практическим занятиям по тактике. Распорядок дня оставался тот же, что и на младшем курсе.
Важнейший предмет — стратегию читал профессор А. А. Незнамов. Читал он его уже второй год. До него курс стратегии вел маститый профессор Академии Генерального штаба генерал Михневич — признанный стратег, издавший свой труд «Стратегия». Михневича в академии я уже не застал, но его «Стратегия» была основным пособием, хотя во многом расходилась с лекциями Незнамова. В широком смысле слова стратегия как наука о войне нам не читалась. С кафедры Незнамов преподносил нам не то вроде учения об оперативном искусстве, не то большую тактику в определении Наполеона, не то стратегию театра военных действий по Лееру. В таком духе были написаны и появившиеся впоследствии печатные труды Незнамова под названием «Современная война».
Клаузевиц не был признан в академии как теоретик учения о войне, скептически смотрели на Леера, и лишь Михневич еще не терял своего веса. Незнамов кое-что толковал нам о философии войн, но это было довольно туманно и вызывало большие нарекания. Лучше были лекции по чисто оперативному искусству. Конечно, ни о какой военно-экономической подготовке государства к войне не было и речи, так как вообще об этом почти никто не думал даже в Генеральном штабе, а не только в академии.
По-разному расценивали офицеры лекции Незнамова: большинство ругало, меньшинство хвалило. Когда в русском переводе появились труды Шлихтинга, многие поняли, что Незнамов преподносил нам немецкие взгляды на оперативное искусство.
После Октябрьской революции Незнамов с 1918 года преподавал в Академии Генерального штаба Красной Армии и Военно-инженерной академии, но больше работал в области тактики.
В пору наших с ним бесед в бытность мою начальником Оперативного управления Полевого штаба Реввоенсовета Республики Незнамов рассказал, как он в старой академии получил кафедру стратегии. В начале 1907 года его потребовал к себе начальник Генерального штаба Палицын и предложил читать курс стратегии вместо уходящего из академии Михневича. Незнамов стал отказываться, ссылаясь на свою неподготовленность. Но у начальства отказываться можно только до предела, который определяет само начальство. Палицын твердо стоял на своем, а, узнав, что Незнамов владеет немецким языком, посоветовал будущему профессору прочитать ряд немецких книг по вопросам стратегии и смело приниматься за дело. Так и получился из тактика Незнамова стратег Незнамов с немецким уклоном.
Когда вспыхнула мировая война, германское учение о войне, которое преподносил нам Незнамов, пригодилось всем молодым офицерам Генерального штаба. Если для генералов русской армии, воспитанных на стратегии Леера и Михневича, действия немцев в мировой войне были каким-то откровением, то для капитанов русского Генерального штаба они были не новы. О них мы слышали в академии из уст Незнамова, а затем и изучали по книгам Шлихтинга, рефератам на труд Шлиффена «Канны», по трудам <ошибка>, переведенным на русский язык перед мировом войной.
Как лектор Незнамов был плоховат, не мог увлечь своим красноречием аудиторию. Я лично уважал Незнамова и был благодарен ему и за знания по тактике, полученные на младшем курсе академии, и за лекции по стратегии, которые для меня были ясны и понятны. Конечно, если подойти к лекциям Незнамова с современной меркой, то они были примитивны, не предвидели того громадного влияния техники на развитие операций, какое имеем мы сейчас. Но я думаю, что вряд ли кто в 1908 году так вскрыл характер современных операций, как Незнамов.
С французской школой стратегии нас познакомил преподаватель общей тактики профессор Беляев. Его яркие лекции захватывали аудиторию. Он так же, как и Головин, только что вернулся из годичной командировки во французскую высшую военную школу. Блестящий оратор, красивый седеющий полковник Генерального штаба Беляев в своих лекциях по общей тактике знакомил нас со взглядами французов на ведение общевойскового боя, построенного главным образом на активной обороне с короткими, но решительными контратаками. Это была отживающая французская школа «Баталия». В противовес ей нарождалась школа Гранмезона с ее наступлением во что бы то ни стало. О ней Беляев еще ничего не говорил, лишь в 1910 году имя молодого полковника французского генерального штаба сделалось синонимом наступательной тенденции французов и в тактике, и в оперативном искусстве.
Беляев свободно критиковал нашу схоластическую тактическую школу и приучал нас к проявлению инициативы, к решительности в действиях, не дожидаясь распоряжений свыше. Рассыпая в лекциях французские пословицы, Беляев с кафедры громил наши непорядки, прося только об одном, чтобы то, что говорится в аудитории, не выносилось за ее стены. Ходили слухи, что он скоро получит полк, и не какой-либо армейский, а гвардейский Семеновский, и будет произведен в генералы.
Однажды, ближе к весне 1909 года, наш кандидат в генералы пришел на лекцию довольно грустный и, покачав головой, сказал: «Я вас, господа, просил не выносить из этой аудитории то, что в ней говорится. Вы этого не сделали, и… я дочитываю вам курс, а затем ухожу из академии в строй». И действительно, вскоре Беляев явился в скромной форме командира 145-го пехотного Новочеркасского полка, квартировавшего на Охте. Мы сейчас же эту болтовню приписали гвардейцам и прежде всего Врангелю, болтающемуся при дворе. Беляев был строгим профессором, даже грубым, но все же потерять талантливого и знающего преподавателя было жаль. Многому хорошему научил нас Беляев. Впав за критику в немилость у начальства, он в конце 1910 года был назначен редактором «Русского инвалида» и «Военного сборника». Получив чин генерал-майора, Беляев почти закончил свою карьеру по лестнице Генерального штаба.
В августе 1915 года, когда я служил в штабе главнокомандующего армиями Северо-Западного фронта, меня вызвали к генерал-квартирмейстеру. В его кабинете я встретил бывшего профессора Беляева, назначенного на должность начальника штаба 13-й армии. Генерал-квартирмейстер Пустовойтенко приказал мне доложить Беляеву положение противника на фронте 13-й армии, развернувшейся к западу от Буга и к югу от Брест-Литовска до Влодавы включительно. Беляев внимательно выслушал мой доклад. Нужно сказать, что в обороне 13-й армии на Буге и проявилась вся школа Беляева. Армия упорно оборонялась к западу от Буга, нанося короткие удары атакующим немцам, и не уходила за Буг до тех пор, пока не иссякли силы. Затем я не встречался с ним вплоть до 1919 года.
