Илья Старинов - Солдат столетия
Из предосторожности он решил завалить окно, чтобы им не воспользовался непрошенный гость и осторожно подтянул к нему несколько кирпичей. Оставил только небольшие щели и через них очень долго наблюдал за тем, что делалось в саду.
Глава 3. В лапах вражеской разведки
Добряков не знал, что командир экипажа Анатолий Темкин находился недалеко в особняке у немцев.
Пережитые Темкиным события происходили с такой быстротой, точно в приключенческом кинобоевике. Прыжок в темноту. Рывок открывшегося парашюта. Приземление прямо на вражеский патруль на окраине города. Как стая разъяренных собак восемь гитлеровцев почти одновременно с криком бросились на одного парашютиста и схватили его.
Окинув сердитым взглядом пленного и своих солдат, командир предложил одному невзрачному солдату снять меховые унты, толстяку забрать меховую тужурку, а сам отобрал часы пленного.
Ефрейтор и четыре солдата повели Темкина в город. Вид пленного был непригляден: руки связаны за спиной, гимнастерка без ремня, галифе и носки без обуви.
Конвоиры провели пленного мимо полуразрушенного дома, в котором были видны обнаженные взрывом комнаты, свернули за угол и подошли к высокой белой каменной ограде. Часовой вызвал дежурного, и тот пропустил их во двор. У сохранившегося красивого особняка их остановили, и ефрейтор ушел докладывать. Вскоре он вышел вдвоем с полным, высокого роста человеком в плаще и распорядился ввести пленного. Темкина ввели в комнату, где, точно разминаясь, с сигаретой в зубах ходил подтянутый, стройный, высокого роста офицер в чине майора. За столом сидел обрюзгший гитлеровец с большой лысеющей головой. Рот полуоткрыт, нижняя губа его отвисала, обнажая крупные желтые зубы, глаза зло смотрели на вошедшего, да так зло, точно он хотел наброситься на Темкина. На столе стояло несколько бутылок и приятно пахнущие закуски.
— Развяжите его, — приказал майор конвоирам.
Майор подошел вплотную к Темкину. Худое, хорошо выбритое лицо, приятный запах дорогих духов, Анатолий заметил внимательный острый взгляд из-под насупленных белесых бровей, едва заметное волнение. Казалось, гитлеровец временами успокаивающе и незлобно поглядывал на измученного пленника, но затем в его глазах и на лице за деланной улыбкой можно было заметить не то злобу, не то презрение.
Наконец, сделав шаг вперед и смотря в упор на пленного пилота, майор заговорил с ним на русском языке с небольшим иностранным акцентом.
— Вы, я вижу, пилот, а не диверсант, как мне доложили. Вам повезло. Спаслись и теперь имеете дело с вашим коллегой. Я тоже пилот и тоже был сбит в чужом тылу. Не бойтесь! Мы уважаем храбрых людей и с вами ничего плохого не случится. Вы спрыгнули с подбитого самолета?
Темкин кивнул.
— Ваша должность, звание, фамилия?
— Это вам известно из моих документов, — ответил Темкин.
— Так не отвечают. Кто вместе с вами покинул самолет и кто там остался, надеюсь, вы скажете мне раньше, чем мы узнаем это сами?
— Покинул самолет я первым, — ответил Темкин, — что с другими не знаю.
— Ты наш пленный, мы тебя освобождаем от твоей присяги. Что ты будешь говорить, никто не будет знать. Будешь говорить ценные сведения, денег дадим и на свободу пустим, хочешь, домой к мамке отправим. Не будешь говорить (плохой будет конец, твоя мать не будет видеть своего сына. А о присяге позабудь, ты сдался в плен, а сдача в плен по вашим законам — есть измена. Ваши газеты пишут: — лучше смерть, чем плен. Ты умный, ты хочешь жить. Ты можешь жить, и хорошо будешь жить, если будешь все говорить. Где ваше летное обмундирование? — спросил майор, точно раньше не замечал, в чем привели пленного.
— Ваши солдаты взяли! — ответил все еще взволнованный Темкин.
— Это недоразумение! Так нельзя, так плохо делать. У пленного нельзя брать вещей. Я прикажу вам вернуть. Какие вещи взяли наши солдаты у вас?
— Часы взяли и все, что было в карманах — деньги, письмо, документы, (сказал Темкин майору.
— Какое недоразумение! Все вернут! Я прикажу строго наказать виновных.
И майор вызвал солдата, приказал немедленно пойти догнать конвоиров и привести к нему ефрейтора, доставившего пленного.
Темкин стоял и думал о том, что еще предпримут гитлеровцы. Майор был совершенно не похож на многих гитлеровских офицеров, которых он видел на плакатах, о которых он читал и слышал. Перед ним стоял деликатный, подтянутый, чистенько одетый и хорошо выбритый офицер, он не кричит и не пытает, а хочет отдать ему все взятое у него вещи, но пилот знал, что перед ним фашистский разведчик, возможно, более подлый и коварный, чем другие гитлеровцы.
— Ну, а теперь, лейтенант Темкин, можете быть свободны.
— Сейчас вас накормят, отдохнете, вам возвратят ваши вещи и вы будете отправлены к другим пленным. Перед расставанием еще раз побеседуем. — И майор отвернулся от Темкина, точно его и не было в комнате. Нажал кнопку и когда пришел солдат, он отдал ему приказание и Темкина увели в небольшую, но хорошо обставленную комнату. Оставив пленного в комнате с немецким солдатом, верзила пошел к майору, и получил у него указания. Возвратясь, он накрыл на стол и пригласил Темкина с ним покушать и выпить, пока принесут его вещи. Верзила показал ему место и сел рядом справа, слева сел солдат с лицом евнуха.
— Будь кушать, яд нет, мы будь кушать вместе с вами, — глухим голосом сказал верзила.
Как Темкин ни старался себя успокоить, но аппетита у него не появлялось. Ему хотелось пить, но воды не было.
— Плохая здесь вода, — объяснил на едва понятном Темкину языке верзила, (будем пить пиво, оно как вода.
Желая утолить жажду, Темкин стал пить пиво. Немного выпив, он почувствовал, что пиво крепленое. Заметив опьянение Темкина, солдаты стали усиленного его угощать и сами пили вместе с ним. Темкин почувствовал, что он чуть охмелел, но вовремя остановился и стал пить меньше, стараясь напоить своих конвоиров. Когда трапеза окончилась, верзила отвел Темкина в небольшую комнату, где стояли кровать, стол, два стула. Там он дал ему бумагу, показал на чернила и сказал:
— Переписей все твой вещь, я буду отдавать.
После ухода Темкина, офицеры разговорились между собой:
— Использовать пленных надо, но так с ними разговаривать, как вы, я не могу, да так и нельзя разговаривать с русскими, — ответил Раббе. — Вы не работали на их территории и теперь можете изощряться, придумывая различные уловки, а я не могу. Я слишком зол на всех красных, а потому и не могу миндальничать с пленными. Один их вид вызывает у меня ярость.
Больше Раббе говорить не мог, взгляд его налитых кровью больших глаз стал блуждать, словно искал — куда делся пленный. Он дрожащими руками налил и залпом выпил большую кружку пива, быстро встал и, увидев себя в большом зеркале, угрюмо сказал:
