Нина Соротокина - Фавориты Екатерины Великой
Осенью 1770 года Потёмкин получил отпуск и отправился в Петербург. Его давно манило место Орлова, и он решил прозондировать почву. Но, увы, кроме как личной переписки государыня его ничем более не удостоила. Но и это много! Кто он такой, чтобы государыня читала его письма и писала на них ответы. Опять война, в 1771 году был взят Крым, а Потёмкин получил звание генерал-поручика. Это было повышение.
Переписка его с императрицей продолжалась, и в декабре 1773 года Екатерина вызвала Потёмкина в Петербург. Он прилетел немедленно, 1 января 1774 года он уже в столице. На что он рассчитывал? Конечно, на любовь императрицы, но, кроме того, его натура жаждала деятельности, теперь ему было уже мало военных успехов, он хотел сделать карьеру и на ниве штатской. Екатерина тоже думала не только о любви. «Маркиз Пугачёв» продолжал бесчинствовать. Бунтарское войско его заняло Казань. Правда, оно находилось там всего один день, но город был разграблен и сожжён. Во главе правительственного войска, воюющего с Пугачёвым, стоял граф Панин Пётр Иванович, брат Никиты Ивановича, а Панины — это была сильная партия. Братья Орловы тоже внушали опасение, они хотели вернуть себе утраченное влияние. Война с турками продолжалась, что было сейчас крайне нежелательно. Необходимо было заключить мир и перекинуть русские войска для уничтожения Пугачёва. А здесь ещё неизвестная «побродяжка, выдающая себя за дочь императрицы Елизаветы». Екатерине позарез был нужен рядом смелый, сильный и умный человек, а она уже убедилась, что Потёмкин вполне подходит на эту роль.
А что касаемо любви, то и это пришло. Императрица пригласила Потёмкина навестить себя, «одинокую вдову», но не во дворце, а на даче Елагина. Свидание состоялось, после чего Потёмкин получил чин генерал-адъютанта, стал подполковником лейб-гвардии Преображенского полка и членом Государственного совета. Но не всё было так гладко, Потёмкин и тут показал свой норов. Этот удивительный человек повёл себя с императрицей так, что она была вынуждена перед ним оправдываться. Первые биографы Потёмкина имели на руках его письмо, обращённое к Екатерине.
Оно было уничтожено, и даже копии его не осталось, но память о том, что послание это было дерзким, сохранилась. Подтверждением этому служит ответ Екатерины, точная дата её письма не указана, только год — 1774-й. Очевидно, Потёмкина поразила частая смена фаворитов, и Екатерина пишет ему «Чистосердечную исповедь», уж насколько она там чистосердечна, мы не знаем, потому что роман её с Сергеем Салтыковым она называет вынужденным, навязанным ей Чоглаковой исключительно для рождения наследника. Государство требовало этого романа, а она вроде и ни при чём.
Продолжение истории по «Чистосердечной исповеди»: «По прошествии двух лет Сергея Салтыкова послали посланником, ибо он себя нескромно вёл, а Марья Чоглакова у большого дворца уже не была в силах его удержать.
По прошествии года великой скорби приехал нынешний король польский (Понятовский), которого отнюдь не приметили, но добрые люди заставили пустыми подробностями догадаться, что глаза его отменной красоты, хотя так близорук, что далее носа не видит, чаще на одну сторону, чем на другие. Сей был любезен и любил с 1755 до 1761 — то есть от 1758 и старательства князя Григория Григорьевича (Орлова), которого добрые люди заставили приметить, переменили образ мыслей. Сей бы век остался, если б сам не скучал, я сие узнала в самый день его отъезда на конгресс из села Царского и просто сделала заключение, что, о том узнав, уже доверки иметь не могу; мысль, которая жестоко меня мучила и заставила сделать из дешперации (иначе говоря, отчаяния) выбор кое-какой, во время которого и даже до нынешнего месяца я более грустила, нежели сказать могу, и никогда более, как тогда, когда другие люди бывают довольны, и всякие приласкания во мне слёзы возбуждали, так что я думаю, что от рождения своего я столько не плакала, как сии полтора года.
Сначала я думала, что привыкну, но что далее, то хуже, ибо с другой стороны месяца по три дуться стали, и признаться надобно, что я никогда довольна не была, как всегда осердится и в покое оставит, а ласка его меня плакать принуждала».
Речь идёт о Васильчикове, которого императрица, что называется, подобрала и во дворец запустила, только чтобы смыть обиду, нанесённую Григорием Орловым. Действительно, Васильчиков удивительно безлик. Князь Щербатов о нём пишет, что он ни худа ни добра не сделал. «Ни худа ни добра» — оно для государства и к лучшему, но Екатерине с ним было плохо, удивительно, что их отношения продолжались полтора года. Письмо Екатерины о Васильчикове: «Мне от него душно, а у него грут (грудь) часто болит, а там куда-нибудь можно определить, где дела мало, посланником. Скушен и душен».
Это не помешало Екатерине откупиться от Васильчикова щедрыми подарками: 50 тысяч рублей, дом на Миллионной улице, сервиз на 24 персоны, ещё кой-чего по мелочам. Раз был допущен ко двору, то и далее достоин жить в богатстве. Но главным было любой ценой избавиться от наскучившего фаворита.
Продолжаем «Чистосердечную исповедь» с того места, на котором её оставили: «Потом приехал некто богатырь, сей богатырь по заслугам своим и по всегдашней ласке прелестен был так, что услыша о его приезде, уже говорить стали, что ему тут поселиться, а того не знали, что мы письмецом сюда призвали неприметно его, однако же с таким внутренним намерением, чтобы не вовсе слепо по приезде его поступать, но разбирать, есть ли в нём склонность, о которой мне Брюсша сказывала, что давно многие подозревали, то есть та, которая я желаю, чтоб ты имел.
Ну, господин богатырь, после сей исповеди, могу ли я надеется получить отпущение грехов своих, изволишь видеть, что я не пятнадцатая, а третья доля из сих, первого по неволе, четвёртого по дешперации, я думала насчёт легкомыслия поставить никак не можно; о трёх прочих, если точно разберёшь, Бог видит, что не от распутства, которому никакой склонности не имею, и, если б я в участь смолоду получила мужа, которого бы любить могла, я бы вечно к нему не переменилась; беда та, что сердце моё не хочет быть ни на час охотно без любви».
Послание это дышит такой искренностью! Перо и бумага её каждодневные «инструменты», писать она умела, и в момент написания, видимо, совершенно верила в то, что пишет. Кстати сказать, Лонгинов, составитель списка фаворитов, утверждал, что Потёмкин был мужем Екатерины, то есть они были тайно венчаны. А именно при Потёмкине начался бесконечный хоровод любовников. Не хотело сердце императрицы «быть хоть на час охотно без любви».
«Сказывают, такие пороки людские покрыть стараются, будто сие происходит от добросердечия, но статься может, что подобная диспозиция сердца есть порок, нежели добродетель. Но напрасно я к тебе сие пишу, ибо после того возлюбишь или не захочешь в армию ехать, боясь, чтобы я тебя позабыла, но право не думаю, чтоб такую глупость сделала. А если хочешь навек меня к себе привязать, то покажи мне столько же дружбы, как и любви, а наипаче любви и говори правду». Екатерине было сорок пять лет, Потёмкину 35, но разница в годах ничему не мешала. Всю свою жизнь он «показывал» императрице много любви и много дружбы.
