Владимир Некрасов - На крыльях победы
Клубок самолетов все-таки скатывается к переправе. Фашисты держатся крепко, бомб не сбрасывают. Видно, в этой группе у них летчики обстрелянные. Мы наседаем на них все сильнее. Огрызаясь огнем, фашисты идут к переправе. Что делать? Всем нашим идти на таран немцев? Но нас же в несколько раз меньше. Нет! Погибнуть мы всегда успеем. Надо заставить немцев сбросить бомбы! Я иду в новую атаку на ближнего фрица, и он сбрасывает свой груз в пяти километрах от переправы. За ним то же самое проделывают и остальные немецкие летчики. Как говорится, дурной пример заразителен!
Чувствую, что устал невероятно. Сказывается и физическое и нервное напряжение. Сквозь атмосферные разряды слышу приказ «бати»:
— Тридцатый! Я — «Изумруд-один»! Выходите из боя! Вам выслана помощь!
Выйти из боя потруднее, чем может показаться. Все наши пары распались, каждый действовал самостоятельно, и теперь мы были в окружении врагов. Как же выбраться из него? Пикировать к земле? Попытаться оторваться? Нет, немцы так легко меня не отпустят. Лучше всего войти в облачность и, прикрываясь ею, уйти к своим. Но до облачности полторы тысячи метров, незаметно от врага этого не сделаешь. Ладно! Мне поможет какой-нибудь фашист!
Я пристраиваюсь к одному «фоккеру» вплотную. Увидев так близко советский самолет, немец шарахается в сторону, — он же опасается, что я вот-вот открою по нему огонь. А мне только этого и надо! Я следую за «фоккером» в том же порядке. Фриц часто в страхе поглядывает на меня своими очками. Я не вижу его глаз, но знаю, что они сейчас расширены от ужаса.
Немец мечется бестолково, а мне же нужно в облака! Я жму на него, и вдруг неожиданно для самого себя грожу ему кулаком. Пытаясь уйти от меня, вражеский летчик тянет к облакам. Вот это-то мне и надо! Но тут ему на выручку спешат еще два «фоккера». Мое положение становится очень опасным. Я жмусь к «своему» фрицу так, что по мне нельзя открыть огонь, не попав в него. Фашисты пытаются зайти ко мне с другой стороны, но я ныряю под «своего» немца и снова прикрываюсь им, как щитом. Тут фриц, испугавшись, что его могут прикончить свои, пытаясь скрыться от меня, бросается наконец в облака, а вместе с ним и я. Пробив облачность, мы оказываемся один на один. Я подбираю газ, нажимаю на левую педаль и спокойно, с точным прицелом, как на учении, стреляю из пушки. «Фоккер» взрывается. Проводив взглядом его обломки, иду к Валге. Здесь меня ожидают две машины — Бродинского и Хохрякова. А где же Ваня Хроленко?
О его судьбе, о совершенном им подвиге узнаю на аэродроме. Он, как когда-то капитан Белоусов, заметив, что его ведущему — Хохрякову — грозит опасность быть сбитым, прикрыл его своим самолетом. Товарищи видели, как, объятый пламенем, самолет Хроленко ушел к земле... А вечером того же дня мы сжимали Ваню в своих объятиях. Он был жив, невредим и несколько смущен нашей горячей встречей. Оказывается, на горящем самолете Ваня приземлился все же на нашей территории.
Мы, как всегда, обсудили итоги этого боя и стали готовиться к очередным. На следующий день Советское Информбюро в оперативной сводке сообщило:
«Наша авиация господствует в воздухе и наносит бомбово-штурмовые удары по отступающим войскам противника. Разбито много орудий, более ста автомашин и повозок с грузами. Группа истребителей под командованием лейтенанта Некрасова, прикрывая наземные войска в районе Валмиера — Цесиса, сбила три немецких самолета. Два из них сбил лейтенант Некрасов. Всего в течение дня наши летчики уничтожили восемнадцать немецких самолетов».
Приятное, радостное сообщение!
Но эта радость вскоре была омрачена. Мы вылетели для прикрытия наших войск, двигавшихся к Риге. Ведущим группы по просьбе летчиков был назначен старший лейтенант Марков. Командир полка поставил его во главе группы, чтобы он мог вернуть доверие товарищей, вновь поднять свой авторитет. Это накладывало на него большую ответственность и требовало смелых, решительных и правильных действий.
До переднего края оставалось около пяти километров, как с КП дивизии раздался приказ:
— Двадцать второй! Я — «Береза-один». Идите ко мне! На переднем действуют «фоккеры»!
«Двадцать второй» — это позывные Маркова, а «Береза-один» — командира дивизии полковника Гращенко. Он несколько раз повторил приказ, но Марков, не отвечая, развернулся и пошел вдоль линии фронта над нашими войсками, удаляясь от станции наведения.
Я подумал, что Марков не слышит приказа, и решил ему помочь. Связался с ним и передал приказ полковника, но Марков и мне ничего не ответил. «У него барахлит рация», — решил я и, взяв связь на себя, развернулся перед носом машины Маркова, помахал ему крыльями: «Следуй за мной!»
В нашей группе только я и Марков имели право на радиопередачу. Я получил от «Березы-один» приказ следовать навстречу «фоккерам» и изменил курс полета. Марков последовал за мной, но своего командного места в группе не занял и стал набирать высоту.
«Что он делает?» — недоумевал я. Исправлять ошибку Маркова было некогда. Мы вышли к линии фронта и увидели восьмерку «фоккеров», которые штурмовали наш передний край. Я с ходу врезался в строй немцев, имея в виду, что Марков сверху прикроет нашу четверку. Однако этого не произошло.
Вражеские летчики приняли бой. Они набрали высоту и, имея двойное превосходство в количестве, быстро заняли выгодную позицию. Ох, как нам нужна была в это время помощь Маркова! Но он ушел с места боя на свою территорию, уводя своего ведомого Виктора Сергеева. Командир дивизии приказывал ему вернуться, но Марков молчал.
А у нас схватка с немецкими летчиками становилась все яростнее. Немцы во что бы то ни стало решили разделаться с нами, сковав наше маневрирование на вертикали. Они сейчас были хозяевами высоты и непрерывно нас атаковали, но успеха пока не имели из-за хорошей слетанности нашей четверки. Мы крепко держались друг друга. Это приводило немцев в ярость. Они наседали и наседали. Я был страшно зол на Маркова. Появись он со своей парой — и бой был бы нами выигран! Я непрерывно вызывал его по радио, но Марков молчал. Трус, подлец, предатель!
Какими только эпитетами я его не награждал! Но от этого было не легче. Бой шел пока вничью. Мы крутились до потемнения в глазах, с каждым кругом сближаясь с неприятелем. Первая же атака пары Маркова дала бы прекрасные результаты — один-два немца немедленно бы отправились к праотцам.
В этот момент два «фоккера» снова атаковали нас, но мы их пропустили вперед, избежали огня и не прекращали преследования четверки фрицев, на которых мы заходили в атаку.
Наша выдержка и умение, конечно, принесли бы нам хорошее завершение боя, правда, после трудной борьбы, но тут Вано Исмахамбетов спутал все мои расчеты. Он кинулся за уходящей парой «фоккеров», подставив себя под огонь других немецких летчиков. «Сейчас его собьют», — мелькнула у меня мысль, и я кинулся к нему на помощь, бросив тех фрицев, атака на которых предвещала нам успех.
