Людмила Бояджиева - Фрэнк Синатра: Ава Гарднер или Мэрилин Монро? Самая безумная любовь XX века
Хорошо бы сбежать, пока к гостям не вернулся, уложив Мэрилин, хозяин сегодняшнего банкета или не привязался кто-нибудь из «мотыльков». Сегодня вся голливудская братия была для нее на одно лицо — похотливое, лживое и равнодушное.
— Позволите нарушить ваше одиночество? — раздался у плеча тихий мужской голос.
Ава не шелохнулась. Подождала пару секунд, усмиряя гнев и те выражения, которые уже рвались с языка. Потом медленно повернула голову, подняла полные презрения глаза и столкнулась с его взглядом. Знаменитым взглядом, источающим понимание и ласку, неизбывную любовь и желание. У него всегда был такой взгляд, когда он пел. И тогда, на первой вечеринке Авы у Хамфри Богарта, ее поразили его теплые голубые глаза.
— Пожалуй, позволю… Нарушайте! — Ава протянула руку. — Мы с вами, кажется, не знакомы.
— Это безумие — говорить такое здесь, на голливудском приеме, где все одна большая семья. — Он улыбался насмешливо, давая понять, что полностью солидарен с ней в отношении представленного «зверинца».
— Да, вернее было бы сказать: мы еще не трахались.
— Причем и это для нашей среды большая редкость.
— Вы будете петь?
— Сегодня отдыхаю. Вы позволите? — Взяв бокал с виски у официанта, он сел напротив Авы.
— Жаль. Вам не хочется спеть для меня? — Она была умопомрачительно хороша, оглушительно притягательна. Ему вдруг захотелось выйти на эстраду, взять микрофон и запеть. Это именно тот случай, когда голос без всякой помощи технических средств будет звучать мощно и выразительно. Но он лишь улыбнулся:
— Когда я был помоложе, частенько прибегал к этому приему, чтобы завоевать понравившуюся мне девушку. В результате получалось нечто отвратительно фальшивое. Девица, трепеща и обмирая, впивалась в меня затуманенным взором, словно разыгрывая сцену обольщения перед воображаемой камерой. Меня начинало трясти от смеха, и я с трудом доводил до конца свое пылкое соло.
— А как вы поступаете теперь?
— Теперь я откладываю пение на потом.
— Песня на «десерт». Должно быть, и сама трапеза не менее эффектна? Это интригует. — Холодно произнесла Ава, с удивлением ощущая, как разливается по ее телу жидкий огонь. Ого! Она-то предполагала провести остаток жизни в неизбывной печали и воздержании!
— У вас грустные глаза. Ради вашей улыбки я готов пожертвовать чем угодно.
— Чертовски красиво звучит! Только все красивые слова уже сказаны в кино.
— Сделаем вид, что никогда не видели киноэкрана. — В нем было что-то мальчишеское. — Итак: я готов выкупить вашу улыбку.
— И какова цена?
Он раскинул руки, как бы отдавая всего себя:
— Все что угодно: жизнь, песни, кошелек, свобода.
— Ну, свободы у вас, положим, нет. Кошелек меня не интересует. Единственно стоящее — песни. Что ж, беру песни. Ну, как? Мне улыбаться?
— По рукам!
— Сделка заслуживает внимания. Я подумаю. — Она заглянула в его глаза, отвечая несомненным «да», и протянула руку.
«Нет, — решил Фрэнк, припав губами к ароматной коже. — Нет!»
В последнее время в нем разбушевался дух противоречия: если что-то казалось особо заманчивым, надо было немедля делать ноги. Такова тактика новоиспеченного лузера. Избаловав своего любимца, судьба вдруг насмешливо оскалилась и загнала его в угол. Он разгадал ее прием: поманить, завлечь — и показать фигу.
Все начало трещать по швам вскоре после рождения Кристины. Подумать только — он был спокоен и так уверен в своем будущем! Он даже не по — заботился о том, чтобы копить деньги. Тратить так приятно! Столько всего хотелось приобрести! Дом для родителей и Нэнси и еще один, свой, «холостяцкий» — для работы и «деловых контактов». Автомобили, обстановка, дорогие вещи… Прислуга, постоянное желание баловать детей, ни в чем им не отказывая, делать дорогие подарки не только жене, но и каждой новой девочке. А сколько потрачено на тех женщин, кто после любовной связи остался в круге близких друзей, с которыми хотелось поддерживать отношения. Фрэнк покупал им жилье, устраивал на работу их самих, мужей, сестер, даже пел на свадьбах подружек, чего вообще-то очень не любил.
И вдруг:
— Фрэнки, дружище, не пора ли тебе записать новые песни в современном стиле? — Директор студии звукозаписи любезно улыбался. Фрэнк сдержал тираду отборных ругательств.
— Что?! В каком это таком стиле? Мой стиль, стиль Фрэнка Синатры, приносящего огромные доходы твоей студии, устарел? Ты полный кретин, Сэмми, если решил ориентироваться на модные веяния. И вот что я думаю: а не пойти ли тебе куда подальше? — Фрэнк демонстративно разорвал контракт. И Соlumbia Records отказала ему в студийном времени.
Синатра и сам замечал, что в песенном жанре появились новые веяния. Томная романтика, в которой он так преуспел, начала уступать место грубоватому, насмешливому кантри. С первого места в хит-параде Мистер Голос слетел на пятое. Но амбициозности у него не убавилось. Напротив — он дрался изо всех сил, не желая отступать и соглашаться с очевидным. Враги и недоброжелатели, накопившиеся за годы триумфального взлета Синатры, получили возможность отвести душу. Этот наглец, грубиян, соблазнитель, вымогатель гонораров, этот неблагодарный тип, не умеющий ценить доброе отношение, получил свое. В 1949 году, после крупного скандала, он ушел с радио, а через полгода, когда начал качать права по условиям проведения концертов в Нью- Йорке, ему дали понять, что время капризов для Синатры прошло. Хлопнув дверью, Фрэнк отказался от столь важных для него выступлений. Потом возникли серьезные трения с МGМ, не предложившей Синатре желанную роль, а другие студии, так рвавшиеся заполучить его прежде, вдруг затаились. Здесь четко держали нос по ветру: успех приманивал успех, а за неудачей следовали неудачи. Вокруг Синатры вдруг образовался вакуум. Никто не обрывал телефоны, не рвался заключать договора. В тридцать четыре года Фрэнк стал человеком прошлого, о нем говорили в прошедшем времени, на нем поставили большую точку.
Неужели все закончилось?.. Доза виски увеличилась, количество девочек тоже. Но силы и желания были уже не те. Вот сейчас эта ведьма с колдовскими глазами зажгла его кровь, поманила. Опасная штучка. Измочалит и выбросит. Ох, не нужны ему эти рискованные игры. И он сказал себе «нет».
— Когда надумаете — свистните! — Фрэнк поднялся и откланялся.
Ава от удивления приоткрыла рот, но так и не нашла, что ответить. Только смотрела, как быстро уходил по аллее невысокий, гибкий мужчина, умеющий воспламенять чувства у прощающихся с жизнью дур. Завести и сбежать! Идиотская манера! Сбежать от самой Авы Гарднер — немыслимо!..
