Феликс Чуев - Сто сорок бесед с Молотовым
Наша русская интеллигенция тесно была связана с крестьянством, с кулачеством, с зажиточными крестьянами. Так началось наше участие уже в заседании Совета рабочих депутатов. Само заседание, вероятно, еще только начиналось. Председательствовал лидер меньшевистской социал-демократической группы Чх-чхеидзе. Оратор? Я его мало слышал, по этому заседанию он с речами почти не выступал. Такой покладистый человек, бородатый, солидный.
– Чхеидзе, знаете, как окончил жизнь? Хлебным ножом в Париже, – говорит Шота Иванович.
– Я знаю… Вот тогда мы выдвинули лозунг «Никакой поддержки Временному правительству!». Никакой поддержки. Я формулировал, что это правительство капиталистов, помещиков, поэтому оно проводит контрреволюционную линию. Тут была неточность, но основное Ленин все-таки потом одобрил…
Ну я вошел за стол пре-президиума, куда тут деваться? В Совет надо входить…
В президиуме я оказался почти рядом с Иорданским, тогдашним издателем и редактором «Современного мира», где я работал бухгалтером и секретарем редакции и назывался Алексей Петрович Карпов. Этот Иорданский был, так сказать, выпивоха большой… Потом он был нашим послом в Италии… У него все дела вела некая Мария Карловна, которая вместе с ним жила.
Ну вот, он оказался рядом со мной. Я у него был как Карпов, а тут я уже выступаю как Молотов. Ну он на меня вылупился! Я выступил и высказал предложение: разрешать выпуск только тех газет, которые поддерживают революцию. А те, которые не поддерживают, – не выпускать. Не прошло предложение. Видимо, я плохо защищал. По существу, думаю, я был прав… А перед этим мне пришлось быть на нашей явке и редактировать манифест, рабочий один составил, Каюров. Я его редактировал, поправлял, добавлял, в общем, получилось неплохо. Ленин потом одобрил. В тот же день мы манифест и выпустили. Уже открыто я пошел в типографию, где печатали первые выпуски «Известий рабочих депутатов». Экстренный выпуск вышел вечером, я еще не был в типографии, а утром вышел первый выпуск «Известий рабочих депутатов» – я просидел всю ночь в типографии. Там был Стеклов в числе редакторов, Суханов, был такой Серебров, тоже потом довольно известный. Я им сунул наш манифест в «Известия рабочих депутатов», а утром на машине поехали обратно в Таврический дворец – не спали тогда.
10.03.1977
– А машины у вас были?
– Какие машины! В революционное время захватывали, а мы, уже как командиры, использовали их. Утром, часов в пять-шесть, я опять ехал в Таврический дворец и направо-налево разбрасывал из машины «Известия» с нашим манифестом – вот таким образом.
29.06.1972, 01.01.1979
– «Рано мы родились!» – сказал мне тогда Стеклов. Потом он довольно долго при Ленине был редактором «Известий». Старый большевик, но сделался потом певцом меньшевистского типа и ушел от партии. На втором заседании в Таврическом дворце я внес предложение, которое не поддержали. Мне пришлось выступать против Керенского…
Я был непосредственным участником этих событий. Ленина не было, и нам пришлось руководить самим. Указаний от него не было, да и не могло быть, когда не только для Ленина день революции был неожиданным, но и для нас, находящихся в Питере. Нельзя все рассчитать заранее.
– Вы как-то рассказывали, когда вы были в «Правде» в июльские дни 1917 года, Сталин и Каменев вас уволили из редакции…
Молотов сначала вроде не мог вспомнить, а потом улыбнулся:
– До приезда Сталина я восстанавливал «Правду», выход первых номеров «Правды», ну-с, еще Сталина и Каменева не было, а после этого случилось так, что меня оттуда выставили фактически Сталин и Каменев. В 1917 году.
Можно проверить по материалам, по «Правде» того периода. Известно, что была допущена крупная ошибка со стороны Каменева. Вернулись из ссылки Сталин, Каменев и Муранов. Муранов был депутат Государственной думы, большевик из рабочих, в статьях полагался на Сталина и Каменева. А до этого редакция была такая: я, Калинин и, по-моему, Ольминский, я вот сейчас точно уже не могу сказать, был ли тогда Ольминский, по-моему, был. Когда приехали Сталин и Каменев, они вместе были в Енисейске, в ссылке, они меня исключили из состава редакции. Они тогда более или менее вместе действовали. Тогда же меня исключили из состава Бюро ЦК. Я в нелегальное время был членом Бюро ЦК, так сказать, в числе основных работников партии. Это было утверждено Лениным. Когда февральская революция вспыхнула, стали пополнять Бюро ЦК. Ну тут такие формальные выборы… Кто мог пополнить? Сами решали. Калинина решили ввести, он не был в составе Бюро ЦК, потом ввели Шутко, был такой агитатор, пропагандист. А в нелегальное время помогала нам Стасова, но она в Бюро не входила, помогал нам Осипов, он стоял во главе страховых дел рабочих, мы его ввели в состав Бюро, но фактически он роли не играл. Были еще отдельные товарищи, их понемногу стали вводить в это Бюро ЦК. Если кое-кто заявлял, что у него есть обязанность какая-нибудь, естественно, добавляли. Скажем, Марья Ильинична, Анна Ильинична, такие последовательные проводники линии, ну как же их не включить!
Бюро пополнилось так, что в первые дни февральской революции меня провалили в Петроградском комитете, я делал доклад, сам написал резолюцию, которую Бюро ЦК одобрило, – я занимал даже чересчур революционную линию, но, в основном, правильную, которую большинство критиков не оспаривало: новое правительство – контрреволюционное, князь Львов, Гучков, Керенский… Керенский выступил на заседании Совета рабочих депутатов, я против выступил, и Залуцкий выступил против. Ну а потом, когда я по поручению Бюро ЦК делал доклад на заседании Петроградского комитета партии большевиков, меня провалили, мою резолюцию не приняли, а приняли другую резолюцию. Меня поддерживали Калинин, Шутко, еще кое-кто, но нас оказалось меньшинство. Мы стояли на точке зрения, в основном, последовательно революционной: что это правительство буржуазное; мы его назвали прямо: контрреволюционное. К свержению правительства мы не призывали, потом, позже, был сделан ошибочный шаг к свержению, я к этому не причастен, но я твердо держался на той позиции, что это буржуазное, антиреволюционное правительство. Ясных выводов у нас, может, было недостаточно, но по этому вопросу мы занимали строго критическую, последовательную позицию: не оказывать поддержки его деятельности. Победила другая линия.
Кто был ее автором – я сейчас точно не могу сказать персонально, но эту позицию активно защищал Подвойский, затем Федоров, который был членом ЦК избран, рабочий ленинградский, питерский тогдашний. Был такой Политикус, Михайлов – вот они. Еще некоторых я помню, кто защищал, но одним из активных был, пожалуй, Подвойский, хотя он ораторствовал мало. Шмидт еще – потом он был членом ЦК и наркомом труда, еще несколько человек. Они провели другую линию: правительство это буржуазное, но его надо поддерживать постольку, поскольку оно обладает революционной энергией.
