Галина Артемьева - Мне всегда везет! Мемуары счастливой женщины
Это я так считаю.
Тети — увы — совсем другого мнения. Они продолжают нянчиться со мной, видеть во мне дитя неразумное, не позволяют вмешиваться в разговоры старших… Я и не пытаюсь. Знаю, что услышу в ответ:
— Когда старшие разговаривают, дети обязаны молчать.
А очень жаль!
Несправедливо это!
Дали бы мне слово — они бы не пожалели! Они бы такое услышали…
Не дают… И даже близко не подпускают!
…Я только вернулась от папы. Я провела у него почти все лето. Без Танюси! И вот он меня привез назад в Москву. Скоро новый учебный год. Он несколько дней побудет с нами, а потом вернется к себе, на работу.
Воскресенье.
Папа поехал повидаться с каким-то своим другом.
Три мои дорогие тетечки, три сестры сидят за круглым обеденным столом и пьют чай. Мне очень любопытно узнать, о чем они говорят. Слышу краем уха: «Марик… Ревматизм… Здоровьем заняться…»
Про папу говорят. Это у папы ревматизм. И тети все время хотят, чтоб он отправился на обследование… Что-то еще они живо обсуждают, волнуются…
— Подожди, спросим у Гали, — доносится до меня.
Неужели? Не может быть! Неужели они наконец-то поняли, что я могу ответить на любые их вопросы! Неужели увидели, что я доросла до взрослых бесед?
— Иди сюда, Галенька! — зовут тети.
Я со счастливой готовностью подбегаю.
— Хорошо было с папой? — как-то невзначай, отвлеченно спрашивает Танюся.
(Но меня не проведешь! Сейчас они узнают!)
— Очень хорошо! Очень-очень хорошо! — говорю я чистую правду.
— А чем вы там занимались? Он уделял тебе внимание?
— Я читала. Всего Чехова прочла, Марка Твена — всего…
— То, что ты читала, это и так понятно. А папа — он с тобой занимался?
— Да! Занимался! Очень много занимался! Мы на лошади катались. Мы на речку каждый день ходили… Много занимался!
— А… — Танюся явно обдумывает, как бы получше сформулировать следующий вопрос. Значит, вопрос этот важный. Может быть, самый главный во всем нашем разговоре. Мне никак нельзя ударить в грязь лицом.
— А скажи, Галенька, как там папа? Пил?
(Сейчас-то я понимаю, как беспокоил старших сестер отца этот вопрос. Все вокруг пили! Мужчины, прошедшие войну, выпивали — кто больше, кто меньше… Но это было серьезной бедой. Они волновались о папе. А у женского волнения по поводу близких границ нет… Меня же спрашивали они на всякий случай. Для профилактики и самоуспокоения. Ребенок-то не соврет. Устами младенца провозглашается истина, как известно…)
Я понимаю, что вся моя репутация взрослой и здравомыслящей особы поставлена на кон этим вопросом.
— Пил ли папа?
И я отвечаю веско, уверенно, солидно, по-взрослому:
— Пил!
Тети ахают!
Я внутренне ликую: попала в яблочко! Угадала правильный ответ! Они явно поражены!
— Как пил? Неужели пил? Много пил?
Каждая жадно ждет ответа на свой вопрос. Все горящие взоры устремлены на меня. Как же это приятно — такое внимание к моей особе!
— Много пил! — убежденно подтверждаю я.
Тети всплескивают руками.
На такой интерес я даже и не рассчитывала, признаться.
— Прямо напивался? Ходил пьяный? — горестно стыдятся тети.
— Каждый день ходил пьяный, — киваю я. — Шатался…
— Боже мой! — хватается Танюся за голову. — Боже мой! Бедный Марик! Что с ним случилось!
И тут я вспоминаю. Некоторые картинки быта провинциальных пьяниц встают в моем воображении (далеко ходить не надо).
— Шатался, — повторяю я. — И каждый день валялся в канаве!!!
Эффект, как говорится, превзошел самые смелые мои ожидания.
Что интересно — поверили моим словам безоговорочно.
Меня быстренько отослали в другую комнату — поиграть.
Я ушла с чистым сердцем. Своего добилась. Впечатление произвела.
Как жадно они меня слушали!!!
Надо ли мне пояснять, что папа не пил? Что я никогда в своей жизни не видела его пьяным? И даже представить себе такое не могла.
И папа был самым дорогим для меня человеком на свете. Образцом и примером мужчины.
Зачем же я наплела такое?
Мотивы я обозначила…
Совершенно детские, незрелые мотивы.
Я в очень хорошем настроении играла у себя в комнате. Ждала папу.
Вот он вернулся. Тети немедленно повели брата выяснять подробности его немыслимого грехопадения на глазах у ребенка, единственной дочери!
Мне это все уже не было интересно. А чего? Меня все равно не позовут…
Не было, кстати, и стыдно…
Я слышала, как из другой комнаты доносится папин смех.
Я знала, что все у них там хорошо и весело.
Потом папа пришел ко мне, поднял меня на руки, прижал к себе.
Он все еще смеялся.
— Ну что ж ты так? — только и спросил он.
И я засмеялась вместе с ним.
Мы вообще-то очень смешливые.
Вот и все.
«Золотые мои старики»
Однажды, другим уже летом я сначала опять гостила у папы, а потом мы с Танюсенькой поехали в Кисловодск, на Северный Кавказ. Это отдельная история, потому что… Впрочем, об этом потом…
А сейчас снова о папе.
Пока мы наслаждались красотами Кавказа, папа гостил у своих папы и мамы, которые так и остались жить в Каменке. Папа провел с ними весь свой отпуск и, возвращаясь на работу, заехал к нам, в Москву. Он всегда привозил или присылал мне в подарок книги. Я их до сих пор берегу. И трехтомник Пушкина, и «Необыкновенные приключения Карика и Вали», и много чего еще…
В тот раз он тоже приехал с книжкой.
Шел самый конец августа. Мы с подружкой договорились пойти вместе в магазин «Культтовары», где продавалось все для школы: ручки, ластики, тетрадки, карандаши, краски, обложки для книг, блокнотики и много чего еще. Самый любимый мой магазин. И запах там — один из самых моих любимых.
Мне очень хотелось, чтобы папа мне что-нибудь подарил именно из этого магазина. Пошел бы со мной и купил мне все, что я попрошу. Там все стоило совсем немного: тетрадка — две копейки, блокнотик для записи слов — одну копейку, ластик — две копейки…
— Пап, пойдем с тобой в магазин, купи мне для школы всего, — попросила я.
— Галенька, а у меня денежки кончились, — беззаботно отозвался папа. — Отпуск позади, остался без денег…
Что же было делать?
Мне требовалось получить подарок от папы к новому учебному году.
Неужели мечта моя не сбудется?
Быть такого не может!
Я полгода, с зимних каникул, копила деньги.
Сначала мне подарили новый рубль (как раз прошла денежная реформа, когда десять рублей становились рублем (и так далее). Старые деньги выглядели очень серьезно. Один рубль (превратившийся в металлические десять копеек) был внушительной купюрой. Новые деньжата оказались несолидными маломерками. Их презрительно называли фантиками. До́ма сокрушались, что прежний рубль и нынешние десять копеек несопоставимы по своей значимости.
