Мартин Писториус - В стране драконов. Удивительная жизнь Мартина Писториуса
Однако у меня есть и иной мир. В этом мире я стал одним из двух первых южноафриканцев с нефункционирующей речью, получивших университетские дипломы, когда окончил курс обучения и был избран в числе других, чтобы присутствовать на встрече с президентом Табо Мбеки. Я путешествую, выступаю с речами перед сотнями людей, меня уважают мои коллеги.
Однако в своей личной жизни, хотя родители и друзья служат мне спасательным кругом, я во многих отношениях остаюсь все тем же пассивным ребенком, которого моют и возят на коляске, которому улыбаются, а временами отодвигают в сторону. Родители продолжают физически заботиться обо мне, защищая меня от окружающего мира и того вреда, который он может мне причинить, но мне жаль, что они не прислушиваются ко мне чаще. В общении с сестрой Ким я порой чувствую себя скорее научным проектом по реабилитации, чем братом, когда она привозит домой новое оборудование из Великобритании – противоскользящие коврики для ванной или пластиковые бортики, не дающие пище падать с моей тарелки. Для иных я – случайный объект благотворительности, механизм, который нужно чинить, или молчаливый человек, который сидит, робко улыбаясь, в углу. Все это, вместе взятое, создает у меня ощущение, что я не имею права на собственную жизнь, что я должен всегда спрашивать разрешения из страха сделать что-нибудь не так. Прошлое продолжает отбрасывать на меня свою тень.
Я и рад бы взбунтоваться, но не знаю, как это сделать. Когда-то в моем распоряжении были мелочные, скрытые способы бунта, и я помню то мрачное удовлетворение, которое ощущал годы назад, когда я смотрел, как суппорты для моих ног пачкают внутреннюю отделку машины моей матери. Мне приходилось носить их после одной особенно болезненной операции, так что я радовался этой редкой возможности совершить акт неповиновения, когда мама помогала мне выбраться из машины.
Сегодня я не могу оправдать такое скверное поведение, не стану перекладывать всю вину за свое разочарование на плечи других людей. Даже маленький львенок не уйдет от матери, если ему страшно. Я знаю, что независимость не столько предоставляют, сколько завоевывают, и мне надо научиться требовать своего; но иногда я сомневаюсь в том, что когда-нибудь наберусь храбрости это сделать. Сейчас 2007 год; в начале этого года я, наконец, отказался от работы в коммуникационном центре и начал работать с полной занятостью в научно-исследовательском институте. Это блестящее повышение – того рода профессиональная удача, которая многим людям, подобным мне, так и не улыбнется за всю жизнь.
Поскольку всех моих коллег поощряют продолжать образование, я подал заявление на заочное обучение в одном университете, но мне ответили, что вначале я должен окончить курс средней школы. Никто не желал меня слушать, как бы терпеливо я ни пытался объяснить, что только что окончил курс другого университета и был одним из лучших в своем выпуске. Гора, на которую я взобрался, чтобы добиться своей квалификации, ничего не значила, когда я попытался поступить в новое учебное заведение, где был собственный свод правил.
Так что теперь я каждый вечер занимаюсь, придя домой с работы, готовясь к сдаче экзаменов на школьный аттестат, как 16-летний подросток. И размышляю, есть ли какой-то смысл пытаться двигаться вперед в жизни, если бремя всевозможных препятствий временами кажется мне неподъемным. Думая обо всем этом, я опасаюсь потерять веру в то, что заслужил свое место в жизни, и утратить желание за него бороться.
43: Незнакомцы
Только когда я наконец отказался от жизни, до меня дошло, что веревки и кандалы не нужны, чтобы привязывать нас к этому миру, даже самые незначительные поступки способны сохранять эту привязанность.
В 1998 году мне был 21 год. Я начал осознавать себя за шесть долгих лет до этого, и к тому времени был убежден, что никто никогда не узнает, что внутри я снова стал цельным. После стольких лет напрасных надежд, что меня смогут спасти, мысль о неизбежной сокрушительной монотонности моего существования заставила меня закрыться изнутри. Я просто хотел, чтобы моя жизнь закончилась, и мое желание едва не исполнилось, когда я серьезно заболел пневмонией.
Узнав, что мне придется снова отправиться в тот самый загородный интернат, который я так ненавидел, я наконец полностью сдался. Помню, как родители взяли нас всех с собой, чтобы повидаться с друзьями. Пока мама кормила меня обедом, я понял, что ничего не смогу сделать, чтобы показать хоть кому-нибудь свое нежелание снова ехать туда. Мои родители не имели ни малейшего представления о том, какое отчаяние мучило меня, пока они болтали и смеялись.
На следующей неделе у меня начался насморк, который быстро усилился. Вскоре стало ясно, что это не просто простуда: стала подниматься температура, и меня начало рвать. Я заболел настолько сильно, что родители отвезли меня в отделение «Скорой помощи» местной больницы, где врач выдал мне какое-то лекарство, а потом снова отослал домой. Когда мне вновь стало хуже, мама снова отвезла меня в больницу и потребовала, чтобы кто-нибудь сделал мне рентген грудной клетки. Тогда и обнаружилось, что у меня пневмония.
Мне было все равно, станут меня лечить или нет. Единственное, о чем я мог думать, – это что меня отошлют прочь, когда папа уедет в предстоящую деловую поездку. Я понимал, что больше этого не вынесу. Когда у меня начали отказывать почки и печень, я слышал, как родители в тревоге переговариваются, сидя возле меня, а я то терял сознание, то вновь приходил в себя. Я понимал, что нахожусь в палате вместе с другими пациентами, а иногда слышал, как медсестры торопливо пробегали мимо, когда раздавался очередной звонок вызова.
Печаль расколола меня изнутри. Я устал жить. Я больше не хотел бороться. Когда на лицо надевали маску, чтобы дать мне кислород, я молился, чтобы ее сняли; когда физиотерапевт приходила разминать мои ребра, чтобы прочистить грудь, я надеялся, что она не сможет этого сделать; когда меня пытались кормить через трубку, пропихивая ее в неподатливое горло, я желал только, чтобы меня оставили в покое.
– Я должна вставить тебе эту штуку, – говорила врач почти сердито. – Ты умрешь, если я этого не сделаю.
Услышав эти слова, я обрадовался. Я молился о том, чтобы инфекция, пытавшаяся овладеть моим телом, победила меня и избавила от этого ада. Я слышал, как мои родители обсуждают информационный бюллетень, лежащий возле моей койки, который папа всегда прочитывал, приезжая в больницу. Ким тоже навещала меня, и грохот сабо, которые она носила, эхом отдавался в коридоре снаружи моей палаты, а свет ее улыбки, когда она глядела на меня, почти прорезал тьму. Но мне ничто не помогало, и я слышал, не вслушиваясь, как медсестры жалуются друг другу на условия работы или обсуждают свидания со своими бойфрендами.
![Сергей Козлов - Исторические предпосылки создания спецназа, 1701-1941 гг. [том 1]](/uploads/posts/books/193149/193149.jpg)
