Толстой (СИ) - Гуцол Юлия Валерьевна

Могила Толстого прячется довольно далеко в лесу, от Ясной Поляны до нее неблизкий путь по темной дубовой алее, в конце которой обрыв. И на краю его скромный холмик, украшенный еловыми ветками. Здесь и похоронен всемирно известный писатель Лев Николаевич Толстой. Он любил это место, оно связано с легендой из детства – здесь старший брат Льва Николаевича Николенька зарыл ту самую зеленую палочку, которую если найти, то на земле исчезнут страдания, беды, несправедливость. Здесь Толстой и завещал себя похоронить. Он считал, что человеческое тело теряет всякую важность после смерти и не имеет смысла придавать значение обрядам и церемониям. «И я действительно отрекся от церкви, перестал исполнять ее обряды, написал в завещании своим близким, чтобы они, когда я буду умирать, не допускали ко мне церковных служителей, и мертвое мое тело убрали бы поскорей, без всяких над ним заклинаний и молитв, как убирают всякую противную и ненужную вещь, чтобы она не мешала живым».

На этом можно было бы и закончить, но мне хочется еще немного задержаться – сфокусировать внимание на последних абзацах, в которых сконцентрированы мысли о Боге, о смерти и жизни, а самое главное в них – сам Толстой.

Илья Львович привез однажды ко Льву Николаевичу своего приятеля, фотографа Протасевича. Считая, очевидно, что с Толстым нужно вести беседу на высокие темы, он задал Льву Николаевичу такой вопрос: – Скажите, Лев Николаевич, есть бог или нет? Лев Николаевич помолчал и спросил его: – Вы видали когда-нибудь микроскоп? – Видал. – Что же вы в нем видели? – Видел в капле воды инфузории. – Что, если бы одну из этих козявок спросили, – сказал Лев Николаевич, – есть в Калуге фотограф Протасевич? Что бы она на это ответила?

Толстой верил в бессмертие и в бесконечность жизни, но на слова Софьи Андреевны, что «смерть лучше скучной старости» он восклицал: «Нет, надо жить, жизнь так прекрасна».

Всё.

Штрихи к портрету

Мы завершили предыдущую главу на трагической ноте, но расставаться с героями книги таким образом не хотелось бы, да и не все еще сказано. Добавить можно многое, Лев Николаевич «многотомен», как и его произведения, но давайте обратим внимание на якобы обыденные вещи – гардероб, язык семьи, здоровье автора и его маленькие советы на разные случаи жизни. Это не только познавательно, это добавит к портрету Толстого недостающие штрихи.

Гардероб Толстого

Наверное, стоит объяснить, почему эта вроде бы незначительная тема вынесена отдельно. Лев Николаевич был человеком дворянского происхождения, но отвергал роскошь и богатство. Кроме того, и это самое главное, в душе у него, как и у любого человека, сосуществовали ангелы и демоны, соблазны и достоинства, противоречия и принципы. И для того, чтобы попытаться понять Толстого, его жизнь и произведения, важна любая мелочь. А гардероб не такая уж и мелочь…

Мы с вами заглянем в мемориальный дом Льва Толстого, где сохранились многие его вещи.

Лев Николаевич во времена своей бурной молодости любил хорошо одеваться и придерживался понятия comme il faut. Более того, именно Толстой ввел в русскую литературу понятие «комильфо» (загляните в повесть «Юность»). Например, когда Лев Толстой видел человека без перчаток, он смотрел с брезгливостью на мужчину, посмевшего нарушить столь важное для него правило. Граф старался быть подтянутым, уделял много внимания внешности и одежде. Когда Толстой в 50-е годы жил в Санкт-Петербурге, он одевался у известного французского портного Шармера. В его гардеробе имелось элегантное шармеровское пальто. Да, к середине 70-х годов, когда менялось мировоззрение Толстого, одеваться он стал проще, но всегда помнил, что он аристократ.

Для справки отмечу, что рост писателя составлял 182 см, в старости – 176 см, обувь – 42 размера. Многие вещи, если не большинство, сшила Льву Николаевичу его жена, Софья Андреевна, которая была искусной мастерицей.

Значительную часть гардероба занимали блузы светлых оттенков из различных материалов – фланель, хлопок, дорогой шелк-сырец. На его рубашках, которые впоследствии назовут «толстовками» (да-да, модные ныне толстовки), были специальные кармашки, например, для карандаша и маленькой записной книжки. Когда Толстой в последние годы вел «Дневник для одного себя», то любил писать карандашом, подвешенным через петельку на холщовой нитке. Он никогда не переставал писать.

По утрам в домашней обстановке Лев Толстой носил халаты. А так как дом топили через день, ибо писатель не любил жары, то там всегда было прохладно и температура не поднималась выше 18 градусов. Поэтому Софья Андреевна сшила мужу синий халат на гагачьем пуху. Как женщина хозяйственная и экономная, пух она взяла из ненужных старых детских одеял.

По рассказам одного художника, глубокой осенью Лев Николаевич позвал его с собой на прогулку до соседнего имения. Толстой оделся крайне легко – брюки, рубаха и вязаная кофта. Художник закутался в шубу. Но граф ходил так быстро, что не замерз, а вот художнику пришлось серьезно попотеть. На обратном пути Лев Николаевич сел в сани и надел любимую шубу от французского портного Айе, купленную им себе в подарок на доходы от издания «Анны Карениной». Ее он носил нечасто, предпочитая тулуп из романовской овцы. Овчина из романовской овцы считается лучшей в мире.

У Льва Николаевича Толстого имелась богатая коллекция обуви, она вся была ручной работы, – клетчатые домашние ботинки, парусиновые туфли, башмаки из шкуры лося. Но более всего Толстой обожал свои ичиги, в них он ходил дома вместо тапочек. Ичиги – кавказские сапоги из очень тонкой кожи, с мягким носком и внутренним жестким задником, у них нет различия между правым и левым, и двигаться в них можно абсолютно бесшумно. Снимать ичиги нужно с помощью специального приспособления – холуя. Еще интересным и совершенно уникальным экспонатом коллекции Толстого являются валенки-бурки. Предполагается, что их привез из Америки либо сам Толстой, либо сын Сергей, либо кто-то из толстовцев. Валенки сделаны из тонкого фетра, подбиты войлоком, а кожа на носках отстрочена с ювелирной точностью. Для того чтобы сделать такие бурки, нужна особенная колодка. В наше время хотели сделать копию валенок, приглашали разных мастеров, но так ничего и не вышло.

Помните о пристрастии Льва Николаевича к техническим новинкам, так сказать, гаджетам того периода? У писателя были все самые новые и необыкновенные вещи. Что касается одежды, то в гардеробе Толстого была новинка тех лет – прорезиненный плащ с капюшоном, очень дорогой. Подобные плащи в России изготавливались в Санкт-Петербурге на одной фабрике в малых количествах. А у Льва Толстого к такому плащу еще имелись мокроступы – тяжелые прорезиненные ботинки на шерстяной подкладке.

Нельзя не упомянуть знаменитые толстовские шелковые шапочки белого, серого и черного цвета. Все они тоже сшиты вручную Софьей Андреевной и до сих пор хранятся в музее.

Словарь Толстого и семьи Толстых

Как изъясняется человек, какие фразы он использует, особенно дома, когда он расслаблен и говорит на неофициальном языке, – это всегда дает больше понимания, кто перед вами, что за атмосфера царит в его доме. Вот и мы с вами прикоснемся к этой теме, добавим еще один штрих к портрету Льва Николаевича.

Анковский пирог

Семейные традиции, хозяйственность, домовитость; буржуазный уклад жизни, вера в необходимость материального благополучия

Сначала «анковский пирог» не имел никакого иносказательного значения. Это был самый настоящий «вкусный рассыпчатый пирог с вареньем внутри и миндалем снаружи». Его так назвали в честь изобретателя – доктора Николая Богдановича Анке, приятеля семейства Берс, где родилась и выросла Софья Андреевна. Выйдя замуж за Льва Николаевича, она привезла рецепт пирога в Ясную Поляну. А вот потом «анковский пирог» приобрел для писателя иной смысл: «Для отца анковский пирог служил эмблемой особого мировоззрения, которое трудно сформулировать одним словом. Анковский пирог – это и домовитость, и семейная традиционность, и – говоря современным языком – буржуазный уклад жизни, и вера в необходимость материального благополучия, и непреклонное убеждение в незыблемости современного строя».