Аквариум. Геометрия хаоса - Кушнир Александр Исаакович

Композиции «Дорога 21» и «Лёд» были зафиксированы в общежитии корабельного института. В тот ноябрьский вечер музыканты выступали без Куссуля, а организатором акции оказался сам Ипатовцев.

«Часто Борис с друзьями играли при свечах, чтобы успокоить толпу, сидящую на полу, — вспоминала Наоми Маркус. — Кто-то пускал по кругу шапку, кто-то давал ему бутылку, кто-то заботился о том, чтобы успокоить соседей. На такие концерты Гребенщиков часто надевал кольца: с гранатом, лунным камнем и бирюзой. Его голос казался усталым, он с музыкантами мог играть часами… Все с напряжением слушали, тяжело вздыхали на лирических мечтах, бесконечно прося исполнить понравившуюся песню “Сталь”».

Очень любопытный сейшен состоялся после дня рождения Бориса в намоленных стенах Военно-медицинской академии. Здесь русский дух, здесь дурью пахнет! Ни одна из песен, прозвучавших в академии, не попала ни на какие записи — последствия празднеств дали о себе знать: лидер «Аквариума» был охрипшим и «слегка офигевшим».

«К Новому году я решил сделать сюрприз и говорю Борису: “Вот альбом концертный готов”, — рассказывал позднее Ипатовцев. — А Гребенщиков не удивился и отвечает: “А название придумал?”. После изнурительных новогодних торжеств я отдал Борис Борисычу исходники, а сам уехал на десять дней в лес. Вернулся только к старому Новому году. В тот день у Тропилло дописывали последние шумы к “Детям декабря”. Гребенщиков нервничал, торопясь закончить всё к вечеру. Заодно сказал мне, что крыша у него совсем едет и он не может скомпилировать то, что в голове у него уже носило название “Десять стрел”».

В феврале 1986 года альбом пошёл в народ. Примерно через месяц, осознав стихийность ситуации, Гребенщиков этот бутлег авторизовал, убрав оттуда «Лёд», «Уйдёшь своим путём» и «Дорогу 21», а взамен добавив «Она может двигать (собой)». К весне оба варианта получили широкое распространение, но официальной версией стала вторая. Любопытно, что одним из дистрибьюторов этого «концертника» стал Саша Титов, который обзавёлся ещё одним магнитофоном «Маяк-203» и таким причудливым образом зарабатывал на жизнь.

После переговоров между Рейганом и Горбачёвым на стол Михаила Сергеевича лёг выпущенный в Америке виниловый «двойник» с ярким названием Red Wave: 4 Underground Bands from the USSR. Джоанна Стингрей, выступившая идеологом и продюсером этого диска, выслала несколько экземпляров лидерам обеих стран. Пластинки сопровождались письменным заявлением — мол, то, чего не могут достичь политические деятели на дипломатическом уровне, успешно получается у рок-музыкантов.

«Почему в Америке такие диски выходят, а у нас — нет?» — поинтересовался генеральный секретарь и приказал активизировать работу с молодыми рок-группами. И вскоре произошло невероятное: Министерство культуры дало официальное распоряжение фирме «Мелодия» выпустить пластинку «Аквариума». Звонкая цитата из незалитованной песни «все рокеры в жопе, а джазмены в пизде» к осени 1986 года оказалась анахронизмом.

«Когда вышла пластинка Red Wave, на нас наконец-то обратила внимание “Мелодия”, — рассказывал Гребенщиков. — Во-первых, из-за популярности диска на Западе, а во-вторых, из-за перестройки, вдобавок они захотели заработать денег. Я ездил в Москву и просил разрешения соединить два магнитоальбома. “Нет”, — ответили мне. “Могу ли я вставить в альбом что-то новое?” “Нет денег на студийное время”, — был ответ. На первом худсовете я знал, что “2-12-85-06” не войдёт в пластинку из-за упоминания Брюса Ли, “Жажда” — из-за православного хора, а “Змея” — потому что вызывает отрицательные эмоции. Но на второй худсовет пришли Вознесенский и Пугачёва, и вопрос был решён в три минуты. Что именно они сказали, я не знаю, потому что находился в тот момент за дверью, по традиции “Мелодии”… Но то, что в итоге получилось, имеет свою концепцию — цельный и радостный эффект весеннего солнца. Именно то, что я люблю в The Beatles».

Вряд ли кто-то догадывался, что выпущенная «Мелодией» коллекция песен станет последней студийной работой «Аквариума» с участием Сергея Курёхина. Дело в том, что эстетический конфликт двух заклятых друзей имел долгую предысторию. Кто-то утверждает, что холодок между ними пробежал ещё весной 1985 года, когда Курёхин, как казалось многим, сильно заигрался. Тогда он сумел убедить Бориса вывести на сцену рок-клуба экспериментальную модификацию, где из «золотого состава» присутствовал… только Гребенщиков. Все special guests — от Сергея Летова до Владимира Чекасина — были бескомпромиссными авангардистами и активно вносили в музыку «Аквариума» новые краски. Заархивированное на плёнку выступление на III ленинградском рок-фестивале ярко продемонстрировало, что никогда ещё группа не выглядела так интригующе с точки зрения свежих идей.

«Курёхин внёс в музыку Гребенщикова массу такого, чего в ней никогда не было, — рассуждал позднее Артемий Троицкий. — Кому-то это наверняка не нравилось и даже раздражало… Но представить себе “Табу” и “Радио Африка” без Курёхина было невозможно. Фактически он определял музыку этих альбомов, эти остинатные фразы. Его бешеная энергетика, которой “Аквариуму” всегда не хватало. Очевидно, что Капитан вписал в историю этого коллектива самую авантюрную в музыкальном отношении главу. Сергей был главным и абсолютно уверенным в себе. Он мог делать всё что угодно — ему достаточно было щёлкнуть пальцем, и на концертах выстраивалась целая колонна из деятелей питерского андеграунда».

В итоге расслабленный «Аквариум» не смог выдержать такого мощного демона-авангардиста, как Курёхин. В каком-то смысле этот ядерный реактор взрывал своими безумными идеями любой проект. Когда-то в идеологическом арсенале у Гребенщикова была расхожая фраза о том, что «Аквариум» — это не группа, а образ жизни. На практике выяснилось, что этот полусонный «образ жизни» оказался слишком мелким для такого безжалостного экспериментатора, как Курёхин. Когда журналисты из Wire поинтересовались у Капитана, что в России изменилось на волне перестройки, Сергей жёстко ответил: «Те, кто раньше сидели в подполье, начали выступать на стадионах. И зрители сразу услышали, как же плохо эти музыканты играют».

Всем было ясно, кого именно Курёхин имел в виду. Мудрый Боб понял, что в контексте его основного проекта Боливар не выдержит двоих, и принял решение вернуться к «каноническому» составу начала восьмидесятых. Но уже без Капитана. Говорят, что ещё одной из причин разрыва их отношений стал приезд в Ленинград западных рок-экспертов, заинтригованных выпуском Red Wave. После очередной репетиции БГ начал знакомить корреспондентов Rolling Stone с музыкантами «Аквариума». Подойдя к Капитану, он представил его не иначе как «Сергей, мой клавишник».

Эта фраза стала последней каплей в переполненной чаше курёхинского терпения. Целый месяц Сергей ходил по друзьям, пересказывал эту сакральную мизансцену и не стесняясь обзывал БГ самыми последними, самыми грязными словами. Не особенно тщательно подбирал Капитан и выражения для прессы. К примеру, в «Ленинградской правде» он жёстко раскритиковал исполнительский уровень группы и порекомендовал комсомольским организациям над этим вопросом крепко задуматься.

«Я совсем не злился на “Аквариум”, — объяснял Сергей в одном из интервью. — Но были определённые причины, по которым мне необходим был скандал. Одна из них — задетое чувство собственного достоинства. Я ненавидел людей, называвших меня «клавишником “Аквариума”. Это звучало почти как “аккомпаниатор Гребенщикова”!»

Миротворец Гаккель попытался сгладить конфликт, пригласив Сергея на концерт «Аквариума» в Театр на Таганке. «Те, кто рисуют нас, рисуют красным на сером», — пел Гребенщиков, глядя в глаза Капитану, сидевшему в первом ряду. В ответ Курёхин сдержанно улыбался. Со стороны это выглядело как своеобразное перемирие, но, как выяснилось позже — весьма кратковременное.