Анджей Иконников-Галицкий - Три цвета знамени. Генералы и комиссары. 1914–1921
Верховский (зарисовка относится к 1915 году):
«Суровый, но твердый старик…»
«…Толстый, стоявший на своих коротких, как тумбы, ногах…»[178]
Врангель:
«Небольшого роста, чрезвычайно тучный, с красным обрюзгшим лицом, отвислыми щеками и громадным носом-сливой, маленькими мышиными глазками на гладко выбритом без усов и бороды лице, он, не будь на нем мундира, был бы несомненно принят каждым за комика какой-либо провинциальной сцены. Опытный, знающий дело военачальник и, несомненно, не глупый человек, генерал Май-Маевский в разговоре производил весьма благоприятное впечатление. Долгие месяцы ведя тяжелую борьбу в Каменноугольном бассейне, он не потерял бодрости духа. Он, видимо, близко стоял к своим войскам, знал своих подчиненных»[179].
Борис Александрович Штейфон, полковник, участник Белого движения на Юге России (в 1920 году произведен Врангелем в генерал-майоры):
«Человек несомненно способный, решительный и умный, Май-Маевский обладал, однако, слабостью, которая в конце концов парализовала все лучшие стороны его души и характера, принесла много вреда Белому делу и преждевременно свела генерала в могилу.
Среднего роста, полный, с профилем „римского патриция времен упадка“, он был красен и возбужден. Когда я вышел от Мая и затем высказал кому-то свои впечатления об этом странном визите, то мне разъяснили причины моего удивления.
А когда вы были у Мая? До его обеда или после?
– Думаю, что после, так как денщик доложил, что „генерал сейчас кончают обедать, просят подождать“.
– Ну так Май был просто на взводе!.. <…>
В фигуре Май-Маевского было мало воинственного. Страдая одышкой, много ходить он не мог. Большевицкие пули щелкали по паровозу и по железной обшивке вагона.
Май вышел, остановился на ступеньках вагона и, не обращая внимания на огонь, спокойно рассматривал поле боя.
Затем грузно спрыгнул на землю и пошел по цепи.
Здравствуйте, N-цы!
Здравия желаем, ваше превосходительство.
Ну что, заробел? – обратился он к какому-то солдату.
Никак нет. Чего тут робеть!
Молодец. Чего их бояться, таких-сяких?»[180]
Павел Васильевич Макаров, авантюрист, в 1919 году адъютант Май-Маевского, прообраз капитана Кольцова из фильма «Адъютант его превосходительства»:
«На кровавом фоне белогвардейщины вырисовывалась грузная, высокая фигура генерала Май-Маевского. <…>
Май-Маевский поставил дело крепко: стоило ему нажать клавиши правления, как под мбстерскую игру генерала плясали и правые, и левые…
Шли беспрерывные бои, железнодорожные станции переходили из рук в руки. У Май-Маевского было не много войск. Но, перебрасывая их с одного участка на другой, генерал вводил в заблуждение красных. Одним и тем же частям белых войск в течение дня приходилось участвовать во многих боях и разных направлениях; для этой цели был хорошо приспособлен подвижной состав транспорта. Такая тактика и удары по узловым станциям были признаны английским и французским командованием выдающейся новостью в стратегии. Май-Маевский в течение недели раз пять выезжал на фронт, поднимая своим присутствием стойкость бойцов. Войска его уважали, называя вторым Кутузовым (фигурой генерал был похож на знаменитого полководца)»[181].
Михаил Александрович Критский, поручик, участник Белого движения на Юге России:
«Страдал Май-Маевский от своей тучности ужасно – для него не было большей муки, чем молебны и парады, когда он, стоя, непрестанно утирал пот с лица и багровой шеи огромным носовым платком, но этот же человек совершенно преображался, появляясь в боевой обстановке. Пыхтя, он вылезал из вагона, шел, отдуваясь, до цепи, но как только равнялся с нею, на его лице появлялась бодрость, в движениях уверенность, в походке легкость. На пули, как на безобидную мошкару, не обращал никакого внимания. Его бесстрашие настолько передавалось войскам, что цепи с ним шли в атаку, как на учении. За это бесстрашие, за умение вовремя сказать нужное подбодряющее слово добровольцы любили своего „Мая“»[182].
Деникин:
«До поступления его в Добровольческую армию я знал его очень мало. После Харькова до меня доходили слухи о странном поведении Май-Маевского, и мне два-три раза приходилось делать ему серьезные внушения. Но теперь только, после его отставки, открылось для меня многое: со всех сторон, от гражданского сыска, от случайных свидетелей, посыпались доклады, рассказы о том, как этот храбрейший солдат и несчастный человек, страдавший недугом запоя, боровшийся, но не поборовший его, ронял престиж власти и выпускал из рук вожжи управления. <…>
Но считаю долгом засвидетельствовать, что в активе его имеется тем не менее блестящая страница сражений в Каменноугольном районе, что он довел армию до Киева, Орла и Воронежа, что сам по себе факт отступления Добровольческой армии от Орла до Харькова при тогдашнем соотношении сил и общей обстановке не может быть поставлен в вину ни армии, ни командующему. Бог ему судья!»[183]
Описания мемуаристов складываются в весьма своеобразный, колоритный портрет. Так и видишь, так и чувствуешь этого человека, слугу войны, отца солдатам, в своем тучном, обрюзгшем теле скрывающего боевитый дух; человека деятельного и в то же время зависимого, привлекательного и отталкивающего, благородного и отчаянного, хитроватого, доверчивого и, бесспорно, одинокого. За стеклами его генеральского пенсне прячутся неведомые миру чувства, мысли, планы.
Кресты с мечами и лаврами
Как мы знаем, до 1914 года Май-Маевский не участвовал в боевых действиях. И тут, на сорок седьмом году жизни, вдруг выяснилось, что он – настоящий, прирожденный боевой командир.
Великая война изменила многие устоявшиеся представления, одни репутации разрушила, другие создала. Немало было генералов, занимавших высокие места в довоенной служебной иерархии, которые в первые же месяцы войны показали свою полную неспособность управлять войсками. На их места выдвигались вчерашние полковники и подполковники. При всей косности российской военно-бюрократической системы, тормозившей выдвижение способных, этот процесс невозможно было сдержать.
Непригодность начальника выявляется тем быстрее, чем ниже он стоит на служебной лестнице. Никчемный правитель может десятилетиями стоять во главе государства; бездарный главнокомандующий бывает терпим во главе войск даже до конца войны. А вот негодный командир полка или трусливый и безграмотный начальник бригады в боевых условиях долго на своем посту не удержится.
Май-Маевский удачно проявил себя в первом же большом бою у деревень Утишков и Брыконь на Буге, южнее Буска, 13 августа 1914 года. В те дни войска двух армий, 3-й Рузского и 8-й Брусилова, спешили прорвать оборону австрийцев на Золотой Липе и Буге, а в сердцах их командующих уже рождалась тщеславная надежда овладеть Львовом.
Этот бой, приведший к взятию важной железнодорожной станции Красне на пути к Львову, отмечен в подробном описании Галицийской битвы, которое в 1928 году составил комбриг РККА, бывший полковник Генерального штаба Александр Сергеевич Белой:
«11-я дивизия, наступавшая вдоль жел[езной] дороги на Красне, к 12 часам установила, что переправы у Бриконь и д[еревни] Уцишков сильно заняты пехотой австрийцев. На западном берегу Буга, на гористом кряже, была обнаружена вторая линия окопов. Авангардный 44-й полк повел наступление на бриконские переправы… Несмотря на открытую местность и большие потери, авангард к 18 час[ам] овладел переправами у Брикони, рощей к северу от него и д[еревней] Уцишков и продвинулся немного западнее, заночевав в окопах на линии д[еревни] Стронибабы…
[На следующий день] части 93-й [австрийской] ландш[турмовой] бригады около 6 часов утра перешли в наступление… Поддерживая атаку огнем новых батарей от Красне, австрийцы пытались охватить левый фланг 11-й дивизии у Уцишкова. Губительный огонь батарей 11-й и 78-й дивизий, расстреливавших во фланг открыто наступавшую пехоту, заставил в 11 часов утра 93-ю ландш[турмовую] бригаду повернуть назад. Вторичная атака около 13 часов была снова отбита с громадными потерями… В 15Ѕ часов… 11-я дивизия начала наступать, направляя правый фланг на Красне, которое к 18 часам было взято с боя»[184].
Как видим, 44-й полк сыграл решающую роль в овладении переправами и в отражении контратак противника, а стало быть, и во взятии Красне, открывающем дорогу на Львов. За бой под Красне полковник Май-Маевский вскоре получил орден Святого Георгия четвертой степени. Это была его первая боевая награда. За три года войны к ней добавятся еще три: георгиевское оружие, Анна первой степени с мечами, Владимир второй степени с мечами.
