Бернар Шампильон - Роден
Теперь Роден был богат, знаменит, осыпан похвалами и лестью. Пропасть между ними росла. Общество, в котором он вращался, не осуждало внебрачные связи. Если они были блистательны, то по правилам хорошего тона их можно было предать широкой огласке, если же нет — они должны были оставаться тайными.
Роза напоминала побитую собаку, в которой неожиданно вспыхивала злость. Ревность всё больше мучила ее. Роден отсутствовал, не сообщая ей, куда уходит. Однажды она решила проследить за ним. Всё сложилось удачно: он сел в поезд на вокзале Монпарнас, чтобы еще раз посмотреть собор в Шартре!..125 Это сделало Розу совершенно счастливой.
Но если Роден не афишировал свои связи, то его любовницы были менее скромными. По Парижу ходили слухи о его увлечениях. Лоб бедной Розы избороздили морщины страдания. Она призналась одной из немногих подруг, пользующейся ее доверием, что счастлива только в те дни, когда «месье Роден» болен и должен оставаться в постели. Тогда он не принимает никого, а Роза окружает его трогательной заботой, поит отварами и может нежно погладить его вспотевший лоб. В эти минуты он целиком принадлежит ей.
Почему Роден не хотел официально оформить их отношения, длившиеся в течение столь долгого времени? Он был глубоко признателен этому простодушному существу, помня о ее безграничной преданности в самые трудные дни. Несмотря на свои любовные приключения, он никогда не помышлял о том, чтобы покинуть ее.
Его близкие считали, что он хотел чувствовать себя свободным и что смиренное присутствие заботливой любовницы-служанки его вполне устраивало. Насколько он не хотел покидать ту, к которой был сильно привязан, настолько же не хотел связывать себя брачными узами. Кроме того, эта раздражительная женщина умела быть образцом скромности. Когда друзья предлагали оказать давление на Родена, чтобы он официально оформил их отношения, Роза отвечала: «Не нужно огорчать месье Родена, если это не его идея».
И, наконец, был еще Огюст Бёре, сын, которого Роден отказался признать. Это был тип, ни на что не годный. Роден безуспешно пытался давать Огюсту небольшие поручения после того, как он категорически отказался заниматься рисованием. Но мальчик, малодушный и безвольный, находил удовольствие только в общении с маленькими хулиганами. Он часто возвращался домой в разорванной одежде и всегда без единого су. В то же время он не был злым по природе и всегда хранил любовь к матери. Отец совершенно не интересовался им. Роден опасался его неожиданных бесцеремонных вторжений на виллу Брийан. Разумеется, он, такой ухоженный, не мог выносить неряшливого вида сына. Огюст Бёре стал перебиваться случайными заработками в пригороде Медона. Когда ему было 40 лет, он был принят на работу на завод «Рено», где смог продержаться три года. Он женился на женщине, страдающей эпилепсией, и они оба погрязли в алкоголизме.
Марсель Тирель, в течение нескольких лет исполнявшая обязанности секретаря Родена, сыграла, сама того не желая, злую шутку с этим парнем. Она подготовила книгу историй, связанных с Роденом и его окружением, а в предисловии к ней привела факсимиле короткой записки, адресованной ей.
Записка носила хвастливый и ребяческий характер и была подписана крупными буквами: «О. Бёре, художник-гравер, ученик и сын Родена».
У Родена всегда были проблемы с секретарями. Хотя он подбирал первоклассных помощников, но его характер становился всё более импульсивным и деспотичным.
Сначала он нанял англичанина Энтони Людовичи, но тот продержался совсем недолго. Затем он познакомился с Рильке. До встречи с Роденом этот молодой поэт знал его лишь по нескольким работам, которые видел в музеях Праги или Германии. Он пришел от этих произведений в такое восхищение, что загорелся желанием узнать Родена и написать о нем. Один немецкий издатель согласился опубликовать монографию, посвященную Родену. Рильке написал скульптору восторженное письмо с выражением глубокого уважения и восхищения его талантом. В 1902 году он прибыл в Париж и попросил Родена о встрече. Рильке был покорен им. Родену, в свою очередь, понравился молодой поэт, так тонко чувствующий искусство. Рильке часто приезжал в Медон и подолгу беседовал со скульптором. Роден в своей мастерской — завораживающее зрелище!
На следующий год Рильке завершил свой труд. Монография, опубликованная в 1903 году, была своего рода поэтической медитацией. В 1907 году Рильке присовокупил к ней свой доклад о Родене, с которым он выступал во время поездок по Германии и Австро-Венгрии, и с тех пор обе эти вещи издаются вместе. (Книга Рильке была переведена с немецкого на французский Морисом Бетцем и опубликована издательством «Эмиль-Поль» в 1928 году.)
Общение с Роденом оказало сильное влияние на Рильке. В то же время когда он общался с гениальным скульптором, он делал заметки для своего будущего романа «Записки Мальте Лауридса Бригге». Как отмечал Бернар Альд в монографии о Рильке, «изучение Родена направило его на новый путь». В 1905 году Рильке написал Родену из Германии: «Мне необходимо снова увидеть Вас, мой мэтр, и испытать наслаждение от Ваших прекрасных творений, которые так волнуют меня». Роден был тронут и польщен восхищением поэта. Он принял его в Медоне и предложил пожить рядом с виллой Брийан в небольшом доме, также принадлежащем ему. (Позже в этом доме будет проживать Огюст Бёре.) Хотя Рильке не отличался блестящим владением французским, Роден поручил ему заняться своей корреспонденцией.
Вскоре молодой Рильке, очень чувствительный и деликатный, стал страдать от жизни рядом с этим гигантом, авторитарным и непоследовательным. Но он терпел все выходки великого скульптора, считая, что следует прощать ему человеческие слабости, так как они — обратная сторона его гениальности. Но однажды Роден без всякого предупреждения выгнал его. Потрясенный Рильке написал мэтру взволнованное письмо, полное смирения: «…Вы выставили меня, словно проворовавшегося слугу, совершенно неожиданно, из своего маленького дома, где прежде Вы сами дружески предложили мне пожить… Но я Вас понимаю. Я понимаю, что Вы как истинный великий художник должны немедленно устранять всё то, что, как Вам кажется, мешает Вашему творчеству… Я Вас больше не увижу. Но, как и для апостолов, оставшихся опечаленными и одинокими, для меня начинается жизнь, которая будет вдохновляться Вашим высоким примером и находить в Вас свое утешение, свое право и свою силу».
Следующих секретарей ожидала примерно такая же участь. Мы уже упоминали о трудностях, с которыми столкнулся Шарль Морис. После него были прекрасный латинист Марио Мёнье и критик Гюстав Кокио.126 Хотя им был хорошо известен характер скульптора, они очень уважали и ценили его, но и тот и другой признавали, что каждодневное общение с мэтром было невыносимо. Его недостатки с возрастом только усугублялись. С другой стороны, он становился жертвой проходимцев, пользовавшихся его наивностью. Советы раздражали его, попытки высказать другое мнение были тщетными, а все замечания — бесполезными. Только женщины имели некоторое влияние на Родена. К счастью, Жюдит Кладель умела — впрочем, не без труда — заставить его слушать. И Марсель Тирель, «скромная помощница», как она сама называла себя, почти каждый день приходила на виллу Брийан с 1907 года до самой своей смерти. Несмотря на то, что они периодически ссорились, ее южный темперамент помогал ей исполнять при Родене роль «сторожевой собаки». Он явно нуждался в этом, так как всё больше и больше отстранялся от тех, кто желал ему добра, и окружал себя мошенниками, преследующими корыстные цели.
