Валентин Бадрак - 7 пар, очаровавших мир
Но в целом жизнь Софии начиналась как вполне заурядная и мало что обещающая история девочки из бедного квартала. Отсутствие поддержки в лице отца внесло в ее жизнь смятение и вечное ощущение неполноценности, которую она, повзрослев, жаждала восполнить даже больше, чем утолить страсть. Ее представление об окружающем мире, как и о себе в нем, имело некоторое иррациональное преломление, как будто невидимая всемогущая рука оставила множество брешей и разрывов в пестрой картине мироздания. Хотя мать бесконечными просьбами, смешанными с проклятиями, вынудила ветреного Шиколоне дать Софии свою фамилию, девочка чувствовала холодную пустоту в том месте, где могла бы быть ободряющая рука отца. «Повзрослев и поумнев, София поняла, что ей не хватает не просто отца, но человека, который по-настоящему интересовался бы ее жизнью. Когда она окончательно убедилась, что Риккардо Шиколоне действительно ее отец, она возненавидела его за то, что он никогда не приезжал к ней и вообще игнорировал существование дочери» – так очень точно описывает самую глубокую язву в сознании будущей актрисы ее биограф Уоррен Харрис.
Но все же в ее детстве оставалось много такого, что поддерживало на плаву и заставляло не черстветь душу. Прежде всего, это неугасающая материнская любовь, а также воспитание бабушки, говорившей о преимуществах материального достатка и вызывавшей живые образы богатых женихов из числа современных принцев со сказочными дворцами и блестящими автомобилями. Последнее также определяло в воображении Софии привычно-прозаичное восприятие роли женщины в современном мире, ищущей руки сильного и щедрого мужчины, чтобы опереться на нее.
По всей видимости, своему появлению вблизи волшебных камер, создающих нового идола цивилизации, София полностью обязана матери. Она всегда отдавала себе отчет в том, что в ее родной Италии предостаточно смазливых девчонок, которых перемололи несокрушимые жернова жизни. Одним из таких ярких образов женщин, потерянных в мутных глубинах цивилизации, была ее мать. Двойственный образ матери и сыграл решающую роль в борьбе Софии за нишу в самом грандиозном небоскребе, называемом социальной лестницей. Прежде чем попасть в поле зрения «служителей» культа кино, София стала продуктом пламенных устремлений собственной матери. Все то, чего Ромильда не сумела достичь сама, она попыталась сделать руками своей дочери. Навязчивая идея юности сниматься в кино была такой сильной, что однажды, собрав юную Софию, которой едва исполнилось четырнадцать, мать-авантюристка рванула с нею в Рим за кинематографическим счастьем. Среди прочего так была поставлена жирная обескураживающая точка на образовании девочки; с этих пор ее школой становилась сама жизнь.
Следует упомянуть еще об важном одном штрихе в формировании самоидентификации Софии – присутствии в ее жизни на редкость последовательной и спокойной бабушки, заметно контрастирующей со взбалмошной и вечно неудовлетворенной матерью. Она научила девочку терпению, умению побеждать не только напором, но и выдержкой. Впоследствии это не раз пригодилось ей в борьбе за мужа, особенно в зрелые годы, с более молодыми соперницами. Благодаря необычайно настойчивым матери и бабушки София не стала изгоем, однако сполна испытала неуютную зависимость женщины от мужчины, оставившую в ее душе болезненное стремление к материальной защите от возможных жизненных коллизий. Но стойкое намерение выстроить щит из денежных знаков имело еще одну сторону: построение современного мира убеждало Софию в необходимости искать опору в лице сильного, уверенного мужчины. Через много лет ее приятельницы утверждали, что мысли Софии Шиколоне об успехе и муже как неотъемлемой его части были доминирующими, что прорывалось даже в обыденных разговорах. Таким образом, уже задолго до своего взросления в глубинах сознания Софии сформировалось стойкое убеждение, что ее счастливое будущее может быть связано только с поиском правильного мужчины. Она была акцентуирована, даже зациклена на своей будущей семье, поэтому делала ставки в первую очередь на заботливого покровителя-отца в противовес своему нерадивому родителю. И лишь где-то на весьма удаленном втором плане проступали контуры привлекательного мужчины-мужа. Кажется, она очень точно знала, как распорядится данной природой красотой. В свои четырнадцать лет девушка отчетливо понимала, что наивысшую ценность для нее представляет счастливый брак – то, чего была лишена ее мать и что отдавалось мучительной тревогой в ее собственном сердце. Кроме того, она знала, что счастливый брак будет самым надежным предохранителем от ударов, которыми жизнь старается испытать на прочность каждого гостя на своем суетливом и все же таком влекущем карнавале.
Долларовый частокол как способ оградить себя от ударов судьбыИтак, к моменту взросления Карло Понти и София Лорен имели абсолютно разные стартовые позиции и к тому же мало совпадающие системы ценностей. Карло Понти вырос неисправимым повесой и гулякой в душе, тщательно прикрываясь общественно значимыми нормами и истовой страстью к работе. Он был до фанатизма одержим желанием создать нечто поражающее великолепием, но еще больше мечтал получать сверхприбыли на простых и понятных массам людей вещах. Понти к началу своей головокружительной карьеры уже был тонким социальным психоаналитиком, знатоком тайных рычагов человеческой психики и особенно скрытых пороков, которым был подвержен и сам. Последнее он не очень-то и скрывал, очевидно, полагая, что полигамные импульсы мужчины если и не служат его украшением, то, по меньшей мере, отражают основные качества его властной, склонной к собственничеству, патриархальной натуры. Кроме того, мир кинематографа, по всей видимости в силу стремлений его участников к глубоко эмоциональным переживаниям на экране отношений мужчины и женщины, был почти повсеместно заражен пристрастием к связям на стороне, причем касалось это обоих полов.
София Шиколоне, напротив, подошла к своему взрослому периоду с совсем иными категориями в оценке целей и счастья. Конечно, так же как и Карло Понти, она свято верила в величие денег, поклоняясь материальным эквивалентам успеха, как язычники своим многочисленным богам. И все же у Софии сформировалось иное отношение к использованию успеха. Да, с самого начала своей карьеры, еще до кинематографа, как указывает Харрис, «со своим смугловатым типажом лица София часто изображала злодеек и соблазнительниц цыганского или арабского происхождения». Правда и то, что она довольно легко согласилась стать любовницей солидного продюсера, бывшего на много лет старше ее. Но, несмотря на эти мало красящие девушку факты, есть достаточно признаков, говорящих в пользу того, что эти поступки были скорее компромиссами, балансом внутреннего отражения ее личностной сути и четко выраженного желания не походить на легкомысленную женщину, какими часто представали актрисы. С одной стороны, домотканая мудрость подсказывала девушке, что только хладнокровное принесение себя в жертву может привести ее на съемочную площадку. С другой – интуиция, помноженная на неудачи собственной матери, а также осознание скользких и переменчивых возможностей женщины в современном мире склоняли сознание в пользу тонкой, расчетливой игры. Ей нужен был весомый стратегический результат, который просматривался в создании полноценной семьи и достижении если не вечной любви, то хотя бы семейного благополучия. Ради этого София была готова втоптать в землю свои чувственные побуждения, огнем выжечь вожделение к мужчине, противоречащее конструированию семейного уклада. Кажется, укоренившаяся в ее голове установка на создание красивой семьи оказалась чрезвычайно сильной, потому что не раз вступала в противодействие с пульсирующей, как гейзер, чувственностью актрисы.
