Елена Морозова - Казанова
Воспитанная монахинями-урсулинками Манон умела ждать, а чтобы смирить сердечную тоску, она писала любимому человеку письма почти каждый день. Сначала, когда Казанова чуть ли не ежедневно бывал у них в доме, она жаловалась, что родные постоянно мешают им остаться наедине и наговориться всласть. «Любите меня», «думайте обо мне» — такими страстными призывами заканчивалось каждое письмо влюбленной девушки. Постепенно тон писем менялся, и хотя количество восклицательных знаков в них не убавлялось, счастливые вздохи уступили место горькому отчаянию. «Вы были холодны со мной, и сердце мое преисполнилось печали. Неужели у меня и в самом деле такой дурной характер, как вы мне его расписали?» — вопрошала она Казанову. В письмах Манон никогда не объясняла причин своих размолвок с женихом, однако о них нетрудно догадаться. После обручения, когда никто не препятствовал влюбленным часами проводить время наедине, невеста стала поверять бумаге свои страдания от упреков возлюбленного, укорявшего ее за строптивость и «дурной характер». Причина недовольства Казановы поведением девушки, несомненно, крылась в ее отказе подарить ему до свадьбы не только свою юную душу, но и тело. Ведь, в отличие от Соблазнителя, Манон вела жизнь почти затворническую, выезжала редко и поведением отличалась безупречным, так что причин для ревности даже богатейшая фантазия Казановы отыскать была просто не в состоянии.
Постепенно Казанова привык к тому, что на улице Маленького Льва его любят и ждут. Заглядывая туда, он дарил всем подарки, водил Манон в театр, заказывал для нее дорогие ужины. Наверное, только на такое постоянство и был способен Соблазнитель, ведь красавицы, оказавшиеся менее стойкими, чем Манон, надоедали ему гораздо быстрее и уж тем более не могли надеяться на брачный союз с любвеобильным венецианцем. Когда Казанова отправился в Дюнкерк, вслед ему полетели исполненные слез письма невесты, тяжело переживавшей разлуку с любимым. «Ах, друг мой, как долго тянется время! — писала она. — Если бы вы знали, милый друг, как горько я рыдаю! С самого вашего отъезда я не могу унять слез и боюсь, что, вернувшись, вы найдете меня столь подурневшей, что разлюбите меня. Сегодня утром я взглянула в зеркало и увидела лицо свое распухшим и покрывшимся красными пятнами, словно у меня оспа […]. Когда вас нет рядом, мне все противно, все гадко». Отлучки Казановы становились частыми и продолжительными, а свидания с Манон — редкими и мимолетными, и красавице оставалось только изливать свою печаль на бумаге. Правда, возвращаясь из странствий, Казанова осыпал дарами не только невесту, но и все семейство Балетти. Принимая подношения, Сильвия полагала, что Казанова наконец разбогател и вскоре женится на ее дочери. Но, как писал сам Казанова, чем меньше уверенности чувствовал он в завтрашнем дне, тем больше его одолевала страсть делать подарки и сорить деньгами.
Вскоре семейство Балетти, а вместе с ним и Казанову постигла тяжелая утрата: скоропостижно скончалась Сильвия. Актриса, отличавшаяся хрупким здоровьем, не выдержала переменчивого и сырого парижского климата. Врачи давно советовали ей вернуться на родину, в Италию, где солнечно и сухо, но она их не слушала, ибо не могла покинуть сцену, где снискала себе славу и любовь зрителей. Три дня после ее смерти Казанова не разлучался с Манон, утешая возлюбленную и помогая ей справиться с горем. Но потом все вернулось на круги своя. Соблазнитель вращался в высших сферах, курсировал между Францией и Голландией, разбогател, завел собственный дом, а потом и дело — мануфактуру по производству шелковых набивных тканей, но жениться явно не собирался. Манон по-прежнему писала ему нежные письма, называла его «своим милым мужем», а себя — его «маленькой женушкой», на что жених отвечал ей не менее нежными записочками — но не более того. Вопрос о свадьбе по-прежнему был обойден и отложен на потом.
Ощущая себя лицом значительным, Казанова с удовольствием оказывал протекцию всем, кто к нему обращался. Так, к нему за поддержкой обратился его земляк, двадцатипятилетний проходимец граф Тиретта, растративший деньги из ссудной кассы и бежавший во Францию, дабы спастись от ареста. Честно признавшись, что делать он ничего не умеет и даже не говорит по-французски, Тиретта попросил Казанову не лишать его своей дружбы. Понимая, что подобная формулировка скрывает просьбу о помощи, Авантюрист, снисходительно оглядев молодого человека с головы до ног, для начала предложил ему пойти на содержание к какой-нибудь богатой старухе. Не обладая излишней щепетильностью, Тиретта моментально согласился, и Казанова взялся подыскать ему подходящий экземпляр. Таковым оказалась сорокалетняя вдова Ламбертини, новый любовник пришелся ей по вкусу, она представила его обществу как своего племянника и стала выезжать с ним в свет. За неутомимость в любви вдова удостоила Тиретту прозвищем Шестьраз, отчего цена его на рынке молодых любовников для сластолюбивых старух мгновенно подскочила. Известно, что Соблазнитель нередко уступал своих юных подружек приятелям, и далеко не бесплатно, ибо высоко ценил свою выучку. Получил ли он вознаграждение за находку по имени Тиретта, неизвестно.
Тем не менее награду в доме Ламбертини он все же получил. В гостиной он познакомился с юной мадемуазель Ламер, которая с первого взгляда влюбилась в Казанову и сама предложила ему себя в жены, пообещав предоставить в полное его распоряжение ожидающее ее наследство. Соблазнитель был растроган таким поступком, тем более что шаловливая рука его поспешила убедиться в девственности красавицы. В брак он вступать, разумеется, не собирался, но и упускать девицу не хотелось. И он решил продолжать ухаживания и посмотреть, что будет. Нельзя же было всерьез воспринимать каждое «нет», срывавшееся с хорошеньких губок, ведь зачастую глаза при этом говорили «да».
Большой охотник до всяческих зрелищ, Казанова не мог пропустить казни Дамьена, и дабы удобнее было созерцать сей спектакль, снял окно, выходившее на Гревскую площадь, где должна была состояться казнь несчастного. Разделить вместе с ним сие сомнительное удовольствие он пригласил синьору Ламбертини с племянником и мадемуазель Ламер с теткой, дамой средних лет. Галантные кавалеры Казанова и Тиретта уступили дамам первый ряд, а сами пристроились сзади. Кровавое зрелище продолжалось более четырех часов: несчастного, покусившегося на священную особу Людовика Любимого, казнили медленно, расчленяя тело и вытягивая жилы. Стоя во втором ряду, Соблазнитель глядел то на казнь, то на зрителей, то на красавчика Тиретту. Любопытных было хоть отбавляй, но никто, включая женщин, не выказывал сочувствия бедняге Дамьену. Неожиданно переведя взор на Тиретту, Соблазнитель заметил, что приятель его нашел себе развлечение гораздо более приятное, нежели вид человеческих страданий. Пристроившись на лесенке позади тетки мадемуазель Ламер, он приподнял ей юбки и все время, пока длилась казнь, утолял любовную страсть, оправдывая свое игривое прозвище Шестьраз. Возможно, именно поэтому тетушка смотрела на площадь не шелохнувшись и не поворачивая головы.
