Альфонсо Синьорини - Другая Шанель
– Скажите, я могу увидеть вас снова? – шепчет Кертнер, целуя руку женщины и неотрывно глядя ей в глаза.
Парижанка дарит майору самую чувственную из своих улыбок и произносит едва слышно:
– Завтра в это же время, здесь… Я постараюсь прийти одна.
Затем она говорит громче:
– Еще раз благодарю вас, майор! Вы так внимательны… Желаю вам приятного дня.
…На следующий день Теодор Момм приходит в «Ритц».
– Добро пожаловать, господин Момм. Проходите, прошу вас. Спасибо, что решились навестить меня здесь, на улице Камбон.
– Мадемуазель Шанель, – отзывается полковник, – на самом деле это вы любезно предоставили мне возможность войти в святая святых хорошего вкуса. Мне известно, чем это место является для любителей моды из разных концов света.
Обмен любезностями продолжается еще некоторое время, и, наконец, наступает момент, когда нужно переходить к сути дела.
– Само собой, – продолжает Коко, – я пригласила вас не для разговора об Андре, моем племяннике. Уверена, вы сделаете все, что в вашей власти. Я также знаю, что власть ваша распространяется на многое, – до меня доходили слухи, что в Берлине вас чрезвычайно ценят. Я уверена, что мы можем быть взаимно полезны друг другу. Поэтому-то я и хотела встретиться с вами.
– Благодарю вас, мадемуазель. Я в высшей степени польщен вашим вниманием к моей скромной персоне. Откровенно говоря, я тоже считаю, что мы прекрасно поймем друг друга. Продолжайте, прошу вас.
Коко восседает в кресле, подаренном ей Боем Кейплом, и продолжает разговор:
– Скажите, полковник, вам что-нибудь говорят названия Аньер-сюр-Сен и Мареж?
– Да, коль скоро я занимаюсь легкой промышленностью, мне эти места известны. Там расположены текстильные фабрики.
– Так и есть. Вот я и хотела поговорить с вами об этих фабриках. Это мои фабрики. Они принадлежат мне много лет. Но, с тех пор как началась война, производство пришлось свернуть. Я сама приняла такое решение. Но… Я тут подумала… Не вижу причин и дальше держать фабрики закрытыми. Полагаю, они могут принести массу пользы – и для Франции, и для Германии, – если вновь начнут работать. Что вы на это скажете?
На губах Момма играет одобрительная улыбка:
– Да, мадемуазель, я убежден в этом.
– Я рада, Теодор, что вы со мной согласны. Поверьте, я жду не дождусь, когда можно будет запустить станки. Но мне предстоит принять одно очень важное решение….
Полковник Момм – человек не алчный, но зарплата чиновника, которую ему ежемесячно начисляют из Берлина, не так уж высока. Правда, помимо денег, он наделен еще кое-какими привилегиями. Например, «ханомаг» с личным водителем – разве это не признак того, что его работу ценят достаточно высоко. Правда, все это могут отобрать в любую минуту и… отправить на Восточный фронт. Война – дело непредсказуемое, так что надо подумать о себе, пока есть такая возможность.
Но что же она предложит?
– Я давно поняла, как непросто управлять производством. Тут требуется компетенция, умение постоянно держать руку на пульсе, терпение, опыт… Полковник, я убеждена, что вы в полной мере владеете всеми этими качествами. Надеюсь, вы не сочтете безрассудством, если я предложу вам возглавить фабрику в Мареже? Кстати, там чудесные места – настоящая провинциальная Франция, – вам они наверняка понравятся!
Полковник достает из портсигара сигарету дорогой марки – высокопоставленные чины получают такие напрямую из Дрездена, – прикуривает и не спеша выпускает из ноздрей ароматный дым.
– Мадемуазель, должен признаться, я подозревал, что вы хороший дипломат, но, видимо, все-таки недооценивал ваши способности. Вы заслуживаете огромного уважения с моей стороны. Вне всякого сомнения, слава, окружающая вас, принадлежит вам по праву. Не буду отрицать: ваше предложение кажется мне весьма и весьма соблазнительным. И вот почему, уж простите мне немецкую прямоту: я и сам подумывал о ваших фабриках. Моя задача – поднять текстильное производство во Франции, и эту задачу так или иначе надо решать. Да, я готов принять ваше предложение. Развейте лишь одно мое сомнение, мадемуазель. Конечно, я могу ошибаться, но мне почему-то кажется, что ваше предложение – не только компенсация за помощь в деле Андре Паласса, вашего племянника. Что-то подсказывает мне, что планы взаимовыгодного сотрудничества строятся на чем-то еще…
…В кафе на Вандомской площади сидит молодой офицер. Он отнюдь не уверен, что вчерашняя красотка, назначившая ему свидание, действительно придет. Время ожидания превращается для него в пытку. Глаза то и дело ищут в толпе знакомый силуэт. Прямо к нему направляется какая-то рыжеволосая женщина. Щеки майора вспыхивают. Нет, не она… Более того – совершенно на нее непохожа.
Погода в это утро стоит препротивная. То светит солнце, то набегают тучи, и кажется, что пойдет дождь. Минул полдень, а ведь вчера эта странная пара ушла отсюда не позже половины одиннадцатого…
Офицера охватывает уныние, от его запала не остается и следа. Наконец он приказывает самому себе с достоинством удалиться.
Майор берется за воротник, поднимает его до самого подбородка и уходит, оставляя за спиной обелиск. У него есть немного времени, чтобы пройтись. Но вдруг он замечает еще одну женщину, внезапно появившуюся из переулка. Майор неуверенно прищуривается, чтобы получше разглядеть ее.
Кажется, на этот раз это действительно она, Клодетт. Дистанция между ними стремительно сокращается. Женщина быстрым шагом идет в сторону кафе. На ней нет зеленой шляпки, но теперь майор не сомневается: она.
– Ну наконец-то! – говорит он, догоняя ее.
Миленькое личико перекашивается от испуга.
– Не здесь, идите за мной на небольшом расстоянии и делайте вид, что мы незнакомы!
Женщина меняет направление и почти бежит в обратную сторону. Чтобы поспеть за ней, майор прибавляет шаг. Перед улицей Фобур Сент-Оноре она сворачивает налево и спустя двадцать метров входит в небольшую арку, предварительно убедившись, что майор здесь. Тут Фрицу Кертнеру становится немного не по себе. Здравый смысл подсказывает ему остановиться. Он неоднократно слышал истории о том, как офицеры вермахта попадали в смертельные ловушки. Большинство этих историй начинались именно так.
«Ну что за глупые мысли лезут мне в голову?» – подбадривает он себя и идет дальше. Женщина ныряет в арку и заходит в подъезд, затем – в квартиру. Квартира богатая, многоуровневая. Майор замечает лестницу, ведущую на верхний этаж. Он оглядывается – женщина бесследно исчезла. Свет зажжен, но никого не видно, в уши назойливо лезет тишина. Кертнер пожимает плечами и решает уйти, но его удерживает внезапно раздающийся голос:
