Софи Шово - Леонардо да Винчи
И все же книга Фрейда «Детское воспоминание Леонардо да Винчи»40 представляет собой весьма интересный анализ, подробное и глубокое исследование частного случая. Если не считать того, что она ровным счетом ничего не говорит о самом Леонардо да Винчи. Только сейчас с этой тайны постепенно спадает скрывающая ее завеса.
Взять хотя бы факт незаконнорожденности Леонардо. Выше уже упоминалось, что в его время этот феномен, весьма распространенный в ту эпоху, сам по себе не служил источником неприятностей. Бастардами, отмеченными клеймом незаконнорожденности, были многие короли, принцы, важные сеньоры, художники и вообще знаменитые люди. Сам факт незаконнорожденности не заключал в себе бесчестия. Напротив, имелась изрядная доля пикантности в утверждении бастарда, что он появился на свет в результате любовного влечения, а не по контракту, заключенному между двумя семьями без учета чувств будущих родителей.
УЕХАТЬ? ОСТАТЬСЯ?
В 1505 году Леонардо исполнилось пятьдесят три года. Он жил во Флоренции в добровольной изоляции, в окружении немногих друзей и нескольких учеников, в весьма стесненных материальных условиях. Впрочем, сам он уверял, что подобная «экономность» полезна для здоровья. Как уже говорилось, он был неприхотлив в еде, питался в основном хлебом, яйцами, шампиньонами и фруктами. К мясу, которое подавалось на стол для его юных учеников, он не прикасался. Он никогда не затуманивал своего сознания алкоголем, предпочитая постоянно контролировать себя. Хотя повреждение нравов во Флоренции, причину которого Савонарола усматривал в попустительстве светской культуре, и не шло ни в какое сравнение с той распущенностью, которая царила в Риме, Леонардо, наученный горьким опытом, знал, что угроза политического переворота присутствует постоянно. Он уже приучил себя не доверять сильным мира сего, хотя и нуждался в поддержке с их стороны, и тем сильнее не доверял, чем дальше простирались амбиции властей. Он жил словно под маской, даже здесь (а может быть, особенно здесь, во Флоренции) сознательно таясь от любопытных глаз. Его работа все больше и больше требовала молчания, сосредоточенности, неусыпной бдительности.
После казни Савонаролы деятельность флорентийских мастерских оживилась. Но в общей интеллектуальной атмосфере уже не было прежней энергии. Доходило до того, что многие начинали с ностальгией вспоминать времена Лоренцо Медичи.
Итак, всё кончено: Флоренция больше не является ни центром мира, ни культурной столицей Италии. Отныне главные события происходят в другом месте, и Флоренция никогда уже не вернет себе прежнего положения. Рим прочно занял ее место. Леонардо, как и прочие флорентийские художники, лишен чувства уверенности в завтрашнем дне. Про него говорят, что какой-то рок преследует все его работы, за которые он принимается с увлечением, а заканчивает (вернее говоря, вовсе не заканчивает) в состоянии замешательства. Для него ничто и никогда не обретает подлинного завершения, он хотел бы сохранить при себе все свои работы, дабы постоянно переделывать и улучшать их ad vitam aeternam…41
ВЕРЕНИЦА НЕУДАЧ
Всю жизнь его преследовала непрерывная вереница неудач. В тридцать лет он покинул Флоренцию, не завершив ни «Святого Иеронима», ни «Поклонения волхвов»… В Милане никому не было дела ни до его урбанистических замыслов, ни до мечты стать военным инженером… Он не сумел уложиться в сроки, отведенные для написания «Мадонны в скалах»… Он так и не дождался отливки «Большого коня», и ему не суждено было стать скульптором… «Тайная вечеря», в которой со всей яркостью проявился его гений, погибала прямо на его глазах… Он покинул Мантую, не завершив портрета Изабеллы, а Венецию — так и не сделав ничего достойного внимания… Находясь при Чезаре Борджа, он не сумел реализовать ни один из своих проектов. Во второй раз ему приходилось бежать из Флоренции, где его постигло полное разочарование. С «Битвой при Ангиари» он испытал такую же неудачу, как и с «Тайной вечерей»… Что же касается его шедевра, «Джоконды», то этот портрет так никогда и не будет передан в руки заказчика…
Говорят, что его талант сам является причиной его неудач… Он чувствует себя бессильным в то самое время, когда может всё, — и знает это. Однако Флоренцию ему придется покинуть, слишком уж пагубна для него царящая там атмосфера. Его родина решительно ни в чем не благоприятствовала ему. В обстановке нарастающей враждебности Леонардо, всей душой ненавидящий беспорядок, решает бежать из Тосканы, в которой он, в сущности, никогда не встречал ни благожелательства, ни, как полагает он, справедливости. То же самое можно сказать и о признании, в котором он всегда так сильно нуждался…
Но хуже всего то, что Синьория считает его вором, поскольку он должен деньги, полученные в качестве аванса за «Битву при Ангиари», которая так и не была завершена! Подвергшись столь неслыханному оскорблению, Леонардо негодует. Он созывает своих друзей и умоляет их помочь ему найти требуемую сумму. Эти деньги он собирается швырнуть в лицо гонфалоньеру, прежде чем навсегда покинуть город. Но куда податься? Непростой вопрос. Правда, друзья пытаются отговорить его от намерения уехать. А пока что они, уже на следующий день после обращения к ним Леонардо, собирают сумму, которую, как они полагают, Содерини требует неправомерно. Леонардо тут же отсылает деньги ему. Но Содерини, видимо, смущенный гордым жестом художника и, вероятно, испытывая угрызения совести, отправляет деньги обратно с просьбой оставить эти золотые флорины у себя, ибо, по его мнению, он их «честно заработал»!
Однако, несмотря на этот явный знак примирения, Леонардо, подавленный, обескураженный, глубоко оскорбленный, не имеет ни малейшего желания ни завершать «Битву при Ангиари», уже пропавшую в его глазах, ни оставаться долее в городе, считающем его вором и обвиняющем в мошенничестве. Как раз в то время Амброджо да Предис, один из братьев да Предис, с которыми он в свое время объединился для написания «Мадонны в скалах», сообщил ему, что они наконец-то выиграли свой процесс, тянувшийся двадцать лет.
Правда, противная сторона, дабы получить свое, выдвинула в качестве условия написание другой «Мадонны в скалах»! «Тут работы всего на пару недель», — с радостью в голосе обратился Амброджо к самому медлительному из итальянских художников. «На несколько месяцев», — уточнил Леонардо. В мыслях он был уже далеко от Флоренции, ибо как раз это время получил приглашение от Шарля д'Амбуаза возвратиться в Милан, с недавних пор опять оказавшийся в руках у французов, дабы жить в этом городе и работать на его благо.
