Эдуард Кочергин - Рассказы Эдуарда Кочергина в "Знамени"
Майским утром, перед самым восходом солнца, Хромыч постучал в стену прируба своей клюкой, которой почти не пользовался, разбудил бабкиного внука, спавшего в прирубе, и позвал через него к себе бабку. Объявил ей, что кончает с этим светом — уходит из него. Затем попросил вынести себя на вставшее солнце и положить на край мстинской коровьей дороги, ведущей в Рай, в места его рождения. Она с внуком исполнила наказ пастуха. Его на козьей дохе вынесли на обочину дороги и уложили головою в сторону Мсты.
Умер он под колокольный звон приближавшегося к нему стада. Перед мертвым пастухом стадо вдруг встало. От него отделилась тщедушная ленивая коровенка и поднялась с дороги на обочину. Звякнув медным шейным колокольцем, лизанула морщинистого Хромыча в лоб и вернулась к стаду. Казалось, что мертвый дед, раскинувшийся на дохе, от беззубости, или от лучей солнца, или еще от чего иного, глядя открытыми глазами в небо, — улыбается.
P.S. В тот последний райский год, как и в первое попадание на Мсту, пришлось нам с Давидом тащить рюкзаки к нашему стойбищу в земли Хромыча на себе. Самым тяжелым испытанием для ног оказался аэродром, вспаханный вместе с дорогою каким-то гигантским плугом — страна в очередной раз боролась с целиной, увеличивая посевные площади. В тот день в Рай мы попали только к вечеру. Палатку ставили при заходе солнца. Утром, после чая, пошли обходить наши кущи и на месте риги неожиданно обнаружили срубленный из сосны крест с прибитой к нему дощечкой, а на ней — вырезанную ножом надпись: “Хромычу, хозяину Рая”.
Видать, это сменщики пастуха захоронили старика на его любимой земляничной поляне, где когда-то находилась хуторская рига.
Кресло графини
Флигель-адъютант при Его Императорском Величестве граф Антон Степанович Апраксин в семидесятые годы ХIХ столетия на берегу реки Фонтанки, на собственной земле, построил каменный театр и стал сдавать его в аренду разным антрепренерам.
После пожара в 1901 году графиня Мария Дмитриевна Апраксина восстановила театр на Фонтанке. Со всеми претендентами, желающими пользовать помещение театра, заключался договор об аренде. В специальных условиях его оговаривалось, что женщины фамилии Апраксиных во всех поколениях смогут посещать театр бесплатно и иметь свои кресла в седьмом ряду партера. Этими условиями, естественно, был обременен и знаменитый издатель, драматург, антрепренер Алексей Сергеевич Суворин, дольше всех и успешнее всех арендовавший апраксинское здание. Постепенно петербургские театралы перекрестили театр в Суворинский. В своем театральном отрочестве я много раз слышал от городских “морщин” дореволюционного разлива про БДТ: “А, это бывший театр Суворина”.
Надо отметить, что в отношении графской фамилии договор соблюдался неукоснительно вплоть до Великого октябрьского переворота и национализации всего и вся, в том числе и театров. Графья исчезли кто куда — одни на запад, другие далеко на восток — исчезли вроде бы навсегда.
В 1919 году при помощи и участии Александра Блока, Максима Горького и актеров Юрия Юрьева, Николая Монахова и Марии Андреевой был создан Большой драматический театр — БДТ. В сентябре 1920 года БДТ переехал на Фонтанку, 65, в здание Суворинского театра. Начиналась новая эпоха и новая история театра на Фонтанке. Об Апраксиной, Суворине и их договорах забыли напрочь, да и вспоминать-то о былом в ту пору было небезопасно.
После многочисленных перипетий двадцатых, тридцатых, сороковых годов, сценических успехов и неуспехов в 1956 году в БДТ пришел новый художественный руководитель — Георгий Товстоногов. С первых его спектаклей театр начал подниматься и вскоре превратился в лучший в городе, а затем в один из лучших театров страны.
В 1967 году Георгий Александрович предложил мне, в ту пору молодому художнику, для его спектакля “Генрих IV” по У. Шекспиру придумать и нарисовать костюмы. Я, естественно, согласился. Благодаря этому замечательному “Генриху IV” возник мой роман с БДТ и многолетнее сотрудничество с великим режиссером.
Чтобы познакомиться с артистами, занятыми в “Генрихе”, а в спектакле была занята почти вся труппа, мне пришлось отсмотреть весь тогдашний репертуар театра. Кроме артистов, репетировавших в моем спектакле, меня интересовала организационная структура БДТ, работа его постановочной части, мастерских, осветителей, костюмеров и многое, многое другое. Я заметил, что публика БДТ отличалась от зрителей Театра им. Комиссаржевской, в котором я тогда служил, и других театров города, где мне доводилось работать. Также заметил четкую, строгую и вместе с тем очень уважительную и внимательную работу администраторского корпуса театра со зрителями. Короче, как человек со стороны и в силу устройства собственных глаз и мозгов я много чего заметил.
Главных администраторов в БДТ было два, и оба — старые, красивые седые дядьки, из последних могикан в этой многотрудной профессии театрального дела — Михаил Натанович Фрейдин и Павел Павлович Бабичев.
Михаил Натанович — потомственный администратор, с младых ногтей засунутый в театр. По первости служил “бегунком” — бегал в типографии за афишами и программками, перетаскивал билеты из одной кассы в другую. Встречал и провожал незначительных гостей, покупал железнодорожные билеты для артистов, снимавшихся на разных киностудиях страны, и так далее, то есть образовывался внутри театра “школой подзатыльников” и постепенно вырос в матерого профессионала.
Павел Павлович — отставной полковник, фронтовик-артиллерист, один из первых в эсэсэсэрии владельцев автомашины “Победа”, чрезвычайно обязательный и очень серьезный человек, — как и его коллега, никакого специального образования не имел.
Распоряжением Товстоногова я был отдан в их руки. Они меня перед самым началом спектакля устраивали на место неявившегося зрителя, или по их велению билетеры ставили за кресла для меня специальный стул. Короче, я с ними сдружился и перед спектаклем, пользуясь их добротой, часто сидел в администраторской, наблюдая все их действия по приему гостей, начальников, выдаче контрамарок актерам театров, студентам и всяким другим жаждущим театралам.
Попасть в БДТ в ту пору было совсем не просто. Билеты спрашивали аж с улицы Зодчего Росси. Люди в дни билетных продаж дежурили ночами у касс. Администраторскую перед спектаклями буквально атаковали, умоляя, требуя контрамарку хотя бы на третий ярус. Было удивительно, как могли эти два старика справляться с таким ажиотажем, с таким напором публики. Причем делали они свое нелегкое дело с уважением к страждущим, и если отказывали им, то оставляли надежду на будущее.
