Алексей Вульф - Дневник 1827–1842 годов. Любовные похождения и военные походы
Еще несколько лет… и мы, может быть, возобновим неплотными духами союз в другом мире – если он будет!
Это число памятно мне другим печальным событием – смертью вотчима моего Ивана Сафоновича Осипова, второго мужа матери моей, жившего с ней только лет 7. Почти всегда вторые браки, особенно когда есть взрослые дети, делают много шуму в семействах: родственникам первого мужа всегда второй не нравится. И у нас без этого не обошлось. Впоследствии мы никак не могли упрекать мать в ее выборе; напротив, мы должны его оправдать, а Ивану Сафоновичу должны быть благодарны уже и за то, что он сделал мать счастливою, несмотря на неудовольствия всех родственников, с нами же был лучше иного родного отца. Особенно я пользовался его расположением и всегда с любовью буду помнить оное. – Не имея образованности, природный ум заменял ему оную, так же как и долгий навык жизни (дураку опытность не помогает). Более 20 лет служив в гражданской службе, пользовался он уважением своих начальников и именем деятельного и весьма способного человека7.
6 февраля
Получено разрешение частным начальникам войск на выбор, по своему благорассмотрению, места для лагерного стояния и времени для выступления в оной. Это очень хорошо. Надеюсь, что если чума снова не появится, то не станут торопиться выходом: во всяком отношении выгоднее стоять под крышею, чем под открытым небом.
Анна Петровна говорит, что Лиза теперь ездит по ярмаркам и веселится там à contre coeur8. Я бы еще более рад был слышать, что она от всей души веселится. Впрочем, неестественно бы было, если ее горячка долго продлилась. Впрочем, это относится только к счастливой, а несчастная любовь упрямее, были примеры, что она делалась хроническою. Если мы будем стоять опять в Киевской губернии, то нельзя мне будет не ездить к ней, и тогда трудно за нас отвечать. После двухлетних лишений всего как не соблазнишься?
Здешние женщины ко мне, кажется, не очень благосклонны; хотя я и ни за которой не волочусь, но это видно, что не успел бы я у них. Никогда не занимавшись этим классом, я совершенно не умею с ними обращаться. – Некоторые из них, однако, стоили бы труда.
9 февраля
<…> Покуда я хочу написать письмо к Языкову; он что-то долго не отвечает на мое последнее, впрочем, ведь письма очень долго ходят <…>
10 февраля
Неожиданно получил я вчера письмо от Анны Петровны от 19 января нынешнего года; оно пришло с невероятной скоростью, в 19-й день, которая мне тем удивительнее, что предыдущее было 4 месяца в пути. Подумаешь, что случай ему особенно благоприятствовал, дабы долго не скрывать от меня приятного известия, с которым оно шло: Лиза выходит замуж за одного из своих соседей, Алекс<андра> Степановича Райзера (так читаю я неясно написанную фамилию)9. Тайные мои желания сбылись, она еще может сделаться добродетельною супругою, доброю матерью10. Теперь я вижу и явную пользу моей поездки сюда: оставшись в Петербурге, я должен бы был остаться с ней в любовной переписке, которая поддерживала бы ее страсть, и она тогда верно не приняла бы предложения. Этот год войны, неприятностей, лишений всех родов, кажется, загладил, сколько можно, зло, которого я был причиною; она, может, забыла свою любовь или помнит об ней только как о мятежном сне: счастлива она, если в том успела! – Анна Петровна хочет ехать на свадьбу к ней.
Дельвиги, кажется, не оставляют Петербург, потому что барон, Пушкин и Сомов издают вместе “Литературные газеты”. Хорошее намерение, вкус и таланты издателей, известные публике, кажется, могут служить порукою достоинства газеты. Посмотрим, исполнятся ли ожидания11.
Слышу тоже, что Ольга Сергеевна разъехалась с Павлищевым; к ней можно применить стихи Илличевского к Анне Петровне:
Ты не жена и не девица,
Разъезд же с мужем для тебя
Что после ужина горчица!..12
13 февраля
<…> Снова я бываю почти целый день на охоте, но преследую уже не зайцев, а уток и гусей. Третьего дня ходил я очень далеко, так что возвратился домой вечером, когда уже давно было темно; вчера же, день моих именин13, ознаменовался низложением гуся – победа, много меня обрадовавшая. – Вот на каких торжествах ограничились честолюбивые мои надежды! Вот что любопытная душа жаждала испытать! – и точно здесь водяных птиц такое множество, какого я нигде не видал. Всё хорошо, но впредь я не поеду в Сибирь ради охоты за соболями. – Впрочем, если этим опытом мне удастся убедить мать, что мне гораздо выгоднее оставить военную службу, то я останусь в большем выигрыше, одним годом искупив остаток жизни.
Что ни думай, что ни пиши, а всё кончишь тем, что по сю пору не шлют денег.
15 февраля
Пообедав вчера у Ушакова жирным гусем, мною застреленным, пробудился я из вечерней дремоты приходом Дельво, который принес большой пук писем. В нем нашлось и два ко мне: оба сестрины от октября, в одном же из них приписку от Пушкина, в то время бывшего у них в Старице проездом из Москвы в Петербург14. Как прошлого года в это же время писал он ко мне в Петербург о тамошних красавицах, так и теперь, величая меня именем Ловласа, сообщает он известия очень смешные об них, доказывающие, что он не переменяется с летами и возвратился из Арзерума точно таким, каким и туда поехал, – весьма циническим волокитою.
Как Сомов дает нам ежегодно обзоры за литературу, так и я желал бы от него каждую осень получать обзоры за нашими красавицами. – Сестра в первом своем письме сообщает печальное известие, что Кусовников оставляет Старицу, а с ним все радости и надежды ее оставляют. Это мне была уже не новость. Во втором же она пишет только о Пушкине, его волокитствах за Netty15. – Важнее сих известий то, что будто бы Дрейер в Тригорском украл одними деньгами на 10 тысяч. Положим, что здесь есть преувеличивание, но если и половина тут правды, то довольно, чтобы прогнать такого агронома <…>
19 февраля
<…> Каким-то случаем забросило сюда французский перевод W. Scott “Истории Наполеона”. Пробежав только несколько страниц из первой части, взгляд на революцию, я не могу судить о целом, которое известнейшими людьми уже оценено.
21 февраля
Я прочитал “Персея”, трагедию Ростовцева, и на каждой странице вспоминал стихи Языкова:
Мне жизнь горька и холодна,
Как вялой стих, как Мельпомена
Ростовцева иль Княжнина16.
Исключая несколько удачных стихов в роле Персея в 1 явлении 1 действия и еще в некоторых местах, остальное усыпительно. Нет ни одного хорошо очерченного характера, и самый Персеев не выдержан; завязка и ход интриги чрезвычайно дурен: не связан и невероятен – одним словом, это совсем неудачный опыт молодого поэта. – Я опять взялся за описание моего пребывания прошлого года в Твери и Петербурге.
