Юрий Емельянов - Сталин. На вершине власти
Через три месяца, в июне 1937 года, он поставил под сомнение и правильность ведения борьбы исключительно против «классово чуждых элементов», проникших в партию: «Когда говорят о дворянах как о враждебном классе трудовому народу, имеют в виду класс, сословие, прослойку, но это не значит, что некоторые отдельные лица из дворян не могут служить рабочему классу. Ленин был дворянского происхождения… Энгельс был сын фабриканта – непролетарские элементы, как хотите. Сам Энгельс управлял своей фабрикой и кормил этим Маркса… Маркс был сын адвоката, не сын батрака и не сын рабочего… И наоборот. Серебряков был рабочий, а вы знаете, каким мерзавцем он оказался. Лившиц был рабочим, малограмотным рабочим, а оказался шпионом».
Таким образом, Сталин призывал отказаться от разработанных им же после убийства Кирова идейно-политических установок, которыми руководствовались в ходе партийной чистки и репрессий 1935—1936 годов. Теперь, выступая на февральско-мартовском пленуме, Сталин заявлял: «То, что мы за это время понаисключали десятки, сотни тысяч людей, то, что мы проявили много бесчеловечности, бюрократического бездушия в отношении судеб отдельных членов партии, то, что за последние два года чистка была и потом обмен партбилетов – 300 тысяч исключили. Так что с 1922 года у нас исключенных насчитывается полтора миллиона. То, что на некоторых заводах, например, если взять Коломенский завод… Сколько там тысяч рабочих? (Голос с места: тысяч тридцать.) Членов партии сейчас имеется 1400 человек, а бывших членов и выбывших с этого завода и исключенных – 2 тысячи, на одном заводе. Как видите, такое соотношение сил: 1400 членов партии – и 2 тысячи бывших членов на заводе. Вот все эти безобразия, которые вы допустили, – все это вода на мельницу наших врагов… Все это создает обстановку для врагов – и для правых, и для троцкистов, и для зиновьевцев, и для кого угодно. Вот с этой бездушной политикой, товарищи, надо покончить».
По сути Сталин обвинял партийных руководителей, проводивших массовые чистки и исключивших сотни тысяч коммунистов из партии, в том, что они «искусственно плодят количество недовольных и озлобленных и создают, таким образом, троцкистам эти резервы». Это заявление перекликалось с призывом в его докладе «разбить и отбросить… гнилую теорию, говорящую о том, что у троцкистских вредителей нет будто бы больше резервов, что они добирают будто бы последние кадры». Получалось, что резервы троцкистам создавали те партийные руководители, кто проводили массовые исключения из партии, а потому они объективно являлись пособниками Троцкого.
Выражая сочувствие невинно пострадавшим рядовым членам партии, Сталин одновременно направлял огонь критики против руководящих кадров партии. Резко осуждая неоправданные массовые исключения рядовых коммунистов из партии, допущенные партийным руководством, Сталин одновременно выступал против выдвижения людей на руководящие должности «безотносительно к их политической и деловой пригодности». Он увидел большую опасность в том, что «чаще всего подбирают работников не по объективным признакам, а по признакам случайным, субъективным, обывательски-мещанским. Подбирают чаще всего так называемых знакомых, приятелей, земляков, лично преданных людей, мастеров по восхвалению своих шефов». Сталин привел в пример первых секретарей Казахстана и Ярославской области Мирзояна и Вайнова: «Первый перетащил с собой в Казахстан из Азербайджана и Урала, где он раньше работал, 30—40 «своих» людей и расставил их на ответственные посты в Казахстане. Второй перетащил с собой в Ярославль из Донбасса, где он раньше работал, свыше десятка тоже «своих» людей и расставил их тоже на ответственные посты. Есть, стало быть, своя артель у товарища Мирзояна. Есть она и у товарища Вайнова».
Сталин давал понять, что Мирзоян и Вайнов далеко не одиноки в своем стремлении окружить себя собственной «королевской ратью». Сталин критиковал за подобную склонность и Г.К. Орджоникидзе: «Он также страдал такой болезнью: привяжется к кому-нибудь, объявит людей лично ему преданными и носится с ними вопреки предупреждениям со стороны партии, со стороны ЦК». Фактически Сталин объявлял войну местническим и ведомственным группировкам, которые объединялись вокруг тех или иных партийных руководителей и были источником непрекращавшихся интриг внутри советского руководства.
Сталин констатировал: «Понятно, что вместо руководящей группы ответственных работников получается семейка близких людей, артель, члены которой стараются жить в мире, не обижать друг друга, не выносить сора из избы, восхвалять друг друга и время от времени посылать в центр пустопорожние и тошнотворные рапорта об успехах». Сталин возмущался тем, что фактический захват власти в различных звеньях страны отдельными группировками свел к нулю объективную проверку работы: «Какая бывает проверка вообще в нашей партии? Бывает проверка сверху, ну, высший руководитель, имея в своем подчинении руководителей пониже, проверяет их, бывает у них либо приглашает их к себе, и вообще по результатам работы проверяет… У нас даже это правило нарушается сплошь и рядом… Просто поставили человека на работу, значит отдали ему работу на откуп». Сталин признавал, что партия превратилась в поле деятельности руководителей, разделивших ее на отдельные владения и управлявших ими со своей челядью. В этих условиях центр утрачивал способность воздействовать на партию и сохранять над ней контроль.
Следствием утраты контроля над партийными работниками, указывал Сталин, являются крупные ошибки. Он напоминал о методах насильственной коллективизации, в ходе которой «делали очень прозрачные намеки: если ты против коллективизации, значит ты против Советской власти». Следствием этого, утверждал Сталин, было создание мнимых колхозов, которые на самом деле существовали лишь на бумаге. Сталин подчеркивал: «Эта болезнь была общая, каждая область была заражена этой болезнью в большей или меньшей степени». Таким образом, Сталин давал понять, что существующий стиль работы партийного руководства, для которого характерны отсутствие критического подхода и бесконтрольность, может привести к катастрофам, подобным тем, что случились во время коллективизации.
Сталин подчеркивал недопустимость «замазывания» ошибок. И вновь Сталин приводил в качестве негативного примера поведение Орджоникидзе, который, по его словам, «замазывал» ошибки Ломинадзе. Сталин сказал: «Еще с 1926-27-28 годов об этих ошибках знал товарищ Серго больше, чем любой из нас. Он нам не сообщал о них, полагаясь на себя, что он сумеет это выправить сам, беря на себя слишком много в этом деле». Обвиняя Орджоникидзе в утрате политической бдительности, Сталин подчеркнул, что благодаря сокрытию им «настоящего нутра», Ломинадзе избрали первым секретарем Закавказской партийной организации. Сталин обвинял Орджоникидзе и в том, что тот поддерживал ряд других «лично преданных ему» людей, которые затем были обвинены в заговорщической деятельности. «Сколько крови он себе испортил на то, чтобы отстаивать против всех таких, как видно теперь, мерзавцев, как Варданян, Гогоберидзе, Мелискетов, Окуджава – теперь на Урале раскрыт… Эти люди, которым он больше всех доверял и которых считал лично себе преданными, оказались последними мерзавцами».
