Вашингтон Ирвинг - Жизнь пророка Мухаммеда
Ансары были тронуты до слез. «О пророк Божий! — воскликнули они. — Мы довольны своим жребием!»
Разделив добычу, Мухаммед вернулся в Мекку — но не как торжествующий победитель, а в скромной одежде богомольца. Выполнив все обряды, он назначил имама, или первосвященника, для наставления народа в духе мусульманского учения, а начальствовать над городом поставил Отаба, восемнадцатилетнего юношу; затем он простился с родиной и отправился со своими отрядами обратно в Медину.
Когда он проходил через Абву, где была похоронена его мать, сердце его возжаждало воздать сыновний долг ее памяти, но закон, им же объявленный, запрещал чтить могилы умерших в неверии. Сильно взволнованный, он умолял небо смягчить этот закон, и явилось ему откровение с дозволением посетить могилу.
На кладбище он залился слезами, но эти слезы были единственной данью, которую ему дозволено было принести. «Я просил позволения у Бога, — с грустью говорил он, — посетить могилу матери, и это было мне разрешено; но не получил я разрешения помолиться на ней!»
Глава тридцать вторая
Вскоре после возвращения Мухаммеда в Медину умерла его дочь Зайнаб. Пророк глубоко переживал эту потерю; утешением ему послужил сын, рожденный любимой наложницей Марией и названный Ибрагимом. Мухаммед надеялся, что Ибрагим, единственный мальчик среди его детей, станет продолжателем рода.
Его слава распространилась к этому времени по всей Аравии, и в Медину беспрестанно являлись депутации от дальних племен; некоторые признавали его веру; другие подчинялись ему как властелину и соглашались платить дань. Дарования Мухаммеда обнаруживались по мере требования момента, цели его расширялись вместе с удачей, и он искусно выстраивал финансовую систему своего быстро растущего государства. Собирался налог с правоверных в размере десятой части продуктов с земель, естественно орошаемых ручьями и дождем, и двадцатой части там, где плодородие зависело от искусственного орошения. От каждого имеющего десять верблюдов требовались четыре овцы; с сорока голов крупного рогатого скота взималась одна корова, с тридцати голов — один двухгодовалый теленок; с сорока овец бралась одна. Люди же, чей взнос превышал установленный налог, признавались наиболее набожными — считалось, что они снищут особое расположение Бога.
Размер дани, налагаемой на тех, кто подчинялся только светской власти пророка и продолжал оставаться в неверии, равнялся одному динарию деньгами или имуществом с каждого взрослого, свободного и несвободного человека. Сбор этой контрибуции представлял изрядную трудность. Гордое племя тамим открыто воспротивилось ему и прогнало сборщика; тогда против него был послан конный отряд, который захватил и привел в Медину большое количество невольников — мужчин, женщин и детей. Тамимиты послали депутацию с просьбой возвратить уведенных в плен людей.
Среди посланцев тамимитов были известные ораторы и поэты, которые стали декламировать свои сочинения, вызывая мусульман на поэтическое состязание.
«Я послан Богом не как поэт, — возразил Мухаммед, — и не домогаюсь славы оратора».
Но некоторые его последователи приняли вызов, результатом чего стала «чернильная война», в которой тамимиты признали себя побежденными. Впрочем, Мухаммеду так понравились и остроумный способ ведения «боевых действий», который они предложили, и их поэзия, и чистосердечное признание поражения, что он не только освободил невольников, но и отпустил послов с подарками.
Другой пример восприимчивости Мухаммедом поэтических красот передается в рассказе о его отношении к Каабу ибн Зохайру, знаменитому мекканскому поэту, который написал на пророка множество сатир; когда же мусульмане взяли Мекку, он в опасении за свою жизнь ударился в бега. Позже, однако, он явился в священный город и, подойдя в мечети к Мухаммеду, спел ему хвалебный гимн, прославляющий главным образом его милосердие.
Плененный стихами и смягченный лестью, Мухаммед доказал справедливость слов поэта, так как не только простил его, но, и сняв с себя плащ, накинул на него. Кааб ибн Зохайр хранил этот священный плащ до самой своей смерти. Позже халиф Моавия приобрел его у наследников Кааба за десять тысяч драхм, и все халифы, вплоть до тридцать шестого, надевали его при процессиях и торжественных церемониях, когда он был сорван со спины халифа аль-Мостазема и предан сожжению монгольским ханом Хулагу.
В то время как арабские города и селения одно за другим принимали ислам и выражали свое верноподданство Мухаммеду, Таиф упорно продолжал поклоняться своему каменному идолу аль-Лат. Его жители надеялись на свои горы и крепость стен цитадели. Но мало-помалу они оказались в окружении мусульман и были полностью отделены от внешнего мира. Это вынудило их отправить наконец к Мухаммеду послов для переговоров о мире.
Пророк питал сильную неприязнь к непреклонному Таифу, который однажды выгнал его за ворота, а в другой раз отбросил от своих стен. Он поставил условием мира обращение в ислам и безусловную покорность. Сами послы согласились принять ислам, но утверждали, что если потребовать от жителей Таифа немедленного отречения от старой веры, то это только оттолкнет их. Поэтому они просили разрешить горожанам перейти в ислам постепенно и позволить еще три года поклоняться идолу аль-Лат. Мухаммед ответил отрицательно. Тогда они стали просить о месячной отсрочке, чтобы подготовить общественное настроение, но и в этом получили отказ, потому что, как говорил пророк, идолопоклонство невозможно совместить с поклонением истинному Богу. Тогда они стали умолять, чтобы их избавили от обязанности молиться ежедневно.
«Не может быть истинной религии без молитвы», — возразил им на это Мухаммед; и послы наконец принуждены были согласиться на безусловную покорность.
Тогда Абу Суфьян, Ибн Харб и аль-Могейра были посланы в Таиф для разрушения идола аль-Лат. Абу Суфьян хотел ударить его заступом, но промахнулся и сам растянулся на земле. Народ заволновался, видя в этом знамение, но аль-Могейра одним ударом кузнечного молота разрушил и их надежды, и идола. После этого он снял с идола дорогую одежду и украшения из золота и драгоценных камней, которыми разукрасили его поклонники, и на земле оказались только каменные обломки, над которыми начали вопить и причитать таифские женщины.
