Григорий Речкалов - В небе Молдавии
- Немецкие истребители умело используют облака и солнце. Иногда им удается обмануть наших самолетами-приманками. Подлетит такой одиночка, а то и пара "мессеров". Прямо просятся, чтобы сбили. И даже хвост подставят. Некоторые поддаются. А немец покрутился-покрутился и удирать, подводит под удар своих или просто уводит в сторону.
- Он прав. Меня на этом под Бельцами срубили, - перебил Ротанов и горько вздохнул: - Жаль "сороковку", хороший был самолет.
- Все эти уловки следует знать, - продолжал Викторов, - не нужно быть "Иванушками". Хорошая осмотрительность...
- ...залог здоровья, товарищи, - дополнил весело Хархалуп. - Верно, Яша? - обратился он к Мемедову.
Мемедов слегка покраснел, взглянул на товарищей:
- Верно, товарищ командир.
- А почему так получается: завяжешь бой с одной парой - смотришь, откуда ни возьмись, еще "худые"?- спросил Дмитриев. - И почему они с верхотуры на нас валятся?
- Здесь дело вот в чем, - пояснил Хархалуп. - Немецкие летчики самостоятельны в выборе действий. Вылетает, скажем, эскадрилья "мессеров" шесть или восемь пар - в заданный район с интервалом в три, пять минут. Все связаны между собой по радио. Летают на разных высотах и держат под контролем большое пространство. Встретила какая-нибудь пара советские самолеты, вот нас, допустим, - тут же оповещает своих. Те - на помощь.
- Я недавно в точности такую картину наблюдал. На вынужденной сидел... - подтвердил Лукашевич. - И что интересно: наши летят кучно, их далеко видать, а откуда вдруг выскочила первая пара, я не заметил. Потом как посыпались со всех сторон - и все сверху.
- Значит, и нам нужно так действовать, - предложил Грачев.
- А радиосвязь у тебя есть? - возразил Тима Ротанов. - То-то и оно.
- Но ведь не можем мы терпеть такое безобразие! - вскипел Грачев. Сам-то ты что предлагаешь? Или ты, Викторов? Товарищ старший лейтенант, что скажете?
- Давайте тоже летать на разных высотах, - загадочно улыбнувшись, предложил Хархалуп.
Все вопросительно посмотрели на него.
- Я, например, полечу со своим звеном на одной высоте. Звено Викторова пойдет на пятьсот-семьсот метров выше. А Ротанов и Грачев с таким же превышением - над Викторовым. Понятно?
- Мы же сразу потеряем друг друга, а поодиночке нас всех "мессеры" съедят, - решительно возразил Ротанов.
- Съедят? Может, мы их первыми прихлопнем, а? - и, толкнув Мемедова в бок, Хархалуп задорно спросил: - Как, Яша?
- Моя голова такое не понимает, - смутился тот.
- Нам не разрешат этого! - усомнился Ротанов. - Прикажут, как всегда, летать на строго заданной высоте - и баста.
- Для порядка, - ухмыльнулся Дмитриев. - Надо же быть на виду у начальства.
Летчики молчали. Хархалуп вытащил из планшета листок бумаги, быстро набросал боевой порядок группы и показал его всем.
- Вот, друзья, смотрите: запретить этого нам не могут, да я и сам нарушать приказ не буду. Скажут держать высоту две с половиной тысячи метров,- пожалуйста, ни метра больше. Но это только для меня, Мемедова и Дмитриева. А мы летим с вами единой группой, под моим командованием. Следовательно, приказ не нарушаем, хотя Викторов с Лукашевичем и Хмельницким полетят на трех тысячах метров, а Ротанов - ближе к четырем. Вы же знаете - "мессеры" выше летать не любят. Это первое.
Второе - и самое главное. Эшелонируя звенья по высоте, мы будем хорошо видеть друг друга. От этого зависит успех.
Третье. Эшелонирование звеньев лишит немцев возможности нападать на нас сверху. К примеру, атакуют немцы мое звено - и тут же попадают под прицел летчиков Викторова. Захотят напасть на Викторова - сверху ударит пара Ротанова.
Летчики внимательно разглядывали исчерченный лист бумаги.
- Братва, а здорово придумано! Смотрите - при таком боевом порядке мы ведь совершенно не стеснены маневром. Нижнее звено легко сойдет за "приманку". Верно, а? Ну, теперь держись, "худые"!
- Прав Грачев! - вскочил Хмельницкий, высокий статный белорус. Свобода маневра на высоте позволит группе легко и быстро собраться в кулак и ударить по бомберам. - Он тряхнул головой, отбрасывая назад красивые волнистые волосы. - А в рассредоточенном порядке она почти незаметна.
- Давайте, товарищ командир, попробуем, - предложил Тима Ротанов.
- Хорошо. Но вначале мы с вами в деталях должны обсудить все на земле. И сделаем это сегодня, а потом, так сказать, прорепетируем.
- А все же страшно как-то с непривычки, - - признался Дмитриев, - в общей-то кучке куда веселее.
- Новое дело, как вода, вначале всегда пугает, - задумчиво сказал Мемедов, - а окунешься - и сильнее станешь.
Взволнованные новизной, мы с Яковлевым зашагали к своим "ястребкам". Коля заметно волновался.
- Стосковался по воздуху?
- Еще бы! - Николай привычным жестом дотронулся до выскобленного подбородка. - Веришь, с тех пор, как меня сбили, только и думаю что о полетах. И это теперь вроде как лекарство: от голода, жажды, даже от фашистов. А сегодня, может, и в бой. - Он остановился, нетерпеливо посмотрел в пасмурное небо. - Эх, врезать гадам хочется как следует! Вот увидишь, я еще вас догоню.
По пути нас окликнул лейтенант Абрамов. В начале войны он, как и Коцюбинский, избежал полетов и теперь стал адъютантом эскадрильи.
- Коля! Тебя комиссару полка разыскивает. Звонил из Маяков со штаба.
- Это в такую-то даль с аэродрома пешим тащиться? - удивился Яковлев.
Тот пожал плечами и, ничего не говоря, пошел дальше.
- Ты вот волнуешься, как бы в воздух, побыстрее, да врезать, а такие, как этот, за свою шкуру трясутся. Есть разница?
- Не знаю, не сравнивал, да и некогда такими вещами заниматься. Ты мне лучше скажи... - Яковлев помялся. - Может один смелый поступок на войне сделать человека героем?
- Как тебе сказать...
- Может! - уверенно ответил Николай.- Надо только захотеть.
Тут он увидел свой "миг" и заторопился.
- Нужно технику помочь, - объяснил он, хоть было ясно, что и без него все сделают. - А в штаб уже потом сбегаю.
Я шел по мокрой от дождя траве и думал о Яковлеве. В эти дни, я заметил, в нем появилась новая черточка - тщеславие, но такое, за которое трудно осуждать людей на войне: желание непременно наверстать упущенное, совершить что-нибудь героическое. Ради этого Яковлев готов был пойти на что угодно.
Проходя вдоль стоянки, я с удивлением обнаружил, что почти у всех "чаек" под плоскостями подвешены реактивные снаряды. "Итак, моя монополия кончилась,- подумал я. - Быстро же Кузьма перевооружил "чайки".
Я присел на баллон с воздухом, переобул мокрые ноги, положил под голову парашют и завалился под плоскостью спать. То был не сон, скорее, чуткое забытье. Сознание привычно фиксировало каждый взлет, каждую посадку.
Неподалеку прошумела полуторка. Остановилась. Торопливый говор Дубинина поднял меня, и вскоре наше звено летело в Стефанешты, где немцы готовились к переправе.
