Артем Драбкин - Я взял Берлин и освободил Европу
Бои там были очень тяжелые. Были, конечно, там у нас и такие мысли: «что пройти столько боев, и погибнуть в самом конце войны»… Это было тяжело морально, но воевать хуже, беречь себя мы не стали. Немцы понимали, что им пришел конец, сражались здорово, но после того, что нам довелось «хлебнуть» в Познани, бои в Берлине мне лично дались легче, так как у нас было просто подавляющее преимущество в силах. Первоначально в Познани нас оставили 20 тысяч войск против 60 тысяч немцев. Можете себе представить… Как и в Познани, мы, разведчики, в составе штурмовых групп участвовали в уличных боях. А в Берлине было столько наших войск, что воевать было, конечно, легче. Зачастую это было просто избиение немцев. Например, я помню такой эпизод. Наша дивизия брала два берлинских аэродрома. На краю одного из них была железная дорога, чуть «утопленная в землю». По этой колее отступали немцы, так как через летное поле это сделать было невозможно. А сразу за этой дорогой стояли дома, которые мы заняли. И я помню, как мы с третьего этажа просто «поливали» из автоматов этих отступающих фактически прямо под нами немцев… Или когда огнеметчики поджигали дома, а немецкие солдаты, спасаясь от пожара, выпрыгивали в окна, то даже у нас появлялось чувство, похожее на жалость…
Наша рота закончила войну в Берлине, в районе Рейхсканцелярии. Акт о капитуляции Берлинского гарнизона был подписан на НП нашего командарма Чуйкова. Это произошло 2 мая, и с этого момента мы в боях уже больше не участвовали. Заданий никаких не было, мы в основном отдыхали, отмывались, приводили себя в порядок. Наша рота разместилась в одном из домов, немцы где-то прятались, а мы жили в их пустующих квартирах. Впервые за долгое время мы спали в нормальных постелях… Вечером 8 мая по войскам прокатился слух, что ведутся переговоры о капитуляции Германии. А утром поднялась дикая стрельба, вокруг стреляли из всего, чего только можно. Мы похватали свое оружие, а нам говорят: «Победа! Конец войне!» Радость, конечно, была огромная! Столько всего перенесли, столько людей потеряли! Не верилось, что мы дожили до Победы… Естественно, решено было отметить. Двор нашего дома был замкнутый, и мы поставили там столы. Старшина роты обеспечил еду и выпивку, и мы, коллективно, всей нашей ротой во главе с командиром, отметили Победу. А немцы, которые уже начали возвращаться, смотрели на нас из окон. Потом мы ходили смотреть Рейхсканцелярию, Рейхстаг. Но на Рейхстаге я не расписался, как-то не придал тогда этому значения.
Каждый из фронтовиков мечтал о Победе, о мире, и когда они настали, то ничего кроме радости мы не испытывали. Казалось, что даже дышится легче. Мы, конечно, уже начали задумываться о том, чем заниматься дальше. Но служба продолжалась, мы все были молодые, и демобилизовывать нас не спешили. После Победы мы были в Берлине примерно месяц, нас начали усиленно готовить к совместному с союзниками параду Победы, но произошла какая-то заминка, и нашу дивизию вывели на юг Германии. Там нашей разведроте довелось встретиться и пообщаться с американцами. Это были очень простые и открытые ребята, мы прекрасно общались. Вот англичане, я, правда, лично не общался, но рассказывали, что они были высокомерные.
Александрова (Савельева) Зоя Никифоровна (Интервью А. Драбкина)
разведчик 65-й танковой бригады
Помню переход через Одер, еще не сбросивший лед, узкую полоску земли Кюстринского плацдарма, где мы обосновались. Пищу нам никто не доставлял, и пока плацдарм не расширили, мы жили на подножном корму. Через тридцать лет я получила письмо от нашего разведчика Ивана Маслоида. В нем он вспоминал эти первые дни на плацдарме: «Знаешь, Зоя, мне вспомнилось, как мы пошли на задание, где ты была старшей (это было под Франкфуртом-на-Одере). Была весна, грязь, у меня были чирьи на «сидячем» месте, мы шли вдоль переднего края на связь с какой-то частью для уточнения данных о противнике, а я не мог тогда идти быстро, все время отставал, но тебе признаться не мог, а ты меня ругала, чтоб я не отставал».
Пройдя несколько километров и не встретив ни души по дороге, мы нашли воинскую часть, получили нужные сведения и спокойно возвращались домой. Шли не торопясь и, пожалуй, беспечно, шутили. И вдруг на одной лесной поляне, где еще держался снег, наша группа столкнулись нос к носу с немцами. И, что удивительно, мы мгновенно, не говоря друг другу ни слова, как бы «разобрали» противника, и каждый из нас взял на прицел «своего» Они тоже увидели нас, но мы оказались проворнее – сказался опыт. Я пальнула из «ТТ», немец упал, успел выстрелить, но промахнулся. Вторая моя пуля попала ему в лоб чуть выше левой брови, фриц повалился на снег, струйка крови фонтанчиком била из раны, он «таял» на глазах. Боже, я убила человека!.. Внутренне я сжалась, чтобы не показать ребятам, как мне тяжело. Одно дело, когда стреляешь со всеми вместе и не знаешь, от чьей пули падает человек. Но один на один, глаза в глаза… До сих пор я вспоминаю этот случай и вижу как наяву каждое мгновение и… переживаю…
Нас на некоторое время вывели с плацдарма и отправили уточнить, охраняется ли мост через приток Одера. Было это днем. Танки обмотали белым материалом. Вошли в большую немецкую деревню. Продвигаемся с большой осторожностью. Вдруг из одного захудалого домишки выбегают девушки и бегут к нам навстречу. Это были наши девушки, угнанные в неволю. Радости их не было предела: они плакали, обнимали, целовали и очень тревожились, что мы уйдем обратно, а они-то останутся и как бы их тогда не угнали дальше в тыл к немцам. А мы дошли до моста, там нас нежданно встретили таким пулеметным огнем, что посбивали весь камуфляж. Мы вернулись в деревню и по рации сообщили командованию обстановку. Нам приказали остаться в деревне.
Ночью пришли танки нашей бригады, а мы вернулись на плацдарм и разместились в домике на «юру»; он стоял в стороне от полуразрушенной улочки деревни и ближе к противнику, поэтому его никто не решился «освоить». Затопили котел в крытом дворе, ребята помылись, а когда очередь дошла до меня, фрицы начали минометный обстрел. Мне было не страшно, но я боялась – убьют, придут ребята, а я раздетая, да еще с черным пятном синяка во все бедро. Помните, меня пришибло к дереву на мотоцикле? Так вот я только здесь, на Кюстринском плацдарме, увидела, как же меня тогда здорово укатало.
С Большой земли нам приносили только спирт и курево. Кто приносил – остаться с нами не решался, а мы не уговаривали. Еду доставали где придется. По соседству в деревне Маншнов одна сторона улицы была наша, а другая нейтральная. Вот туда ребята приноровились ходить и приносить что-нибудь вкусненькое. Однажды Маслоид привел корову, а Саша Асульбаев, повар по специальности, приготовил нам натуральные котлеты.
