Алексей Пантелеев - Наша Маша (Книга для родителей)
Сегодня Элико звонила по телефону. Говорит, дачей довольна. А Машка— та в полном восторге. Ест клубнику, которую хозяйка при ней, на ее глазах снимает с грядки!
* * *
О жизни и смерти. Хотя не говорим, но понимает, что умереть— это очень плохо. И боится, что это слово будет произнесено.
Рассказывал ей на днях о нашем детстве. Говорю:
— Тетя Ляля была тогда совсем маленькая. У нее еще косичек не было. Вася был побольше, а я— самый старший...
Перебивает:
— А где теперь Вася?
Я говорил ей— и не один раз,— что он умер.
На этот раз говорю:
— Далеко.
— Живет далеко?
Это “живет” так многозначительно, что не остается сомнений, что именно она имеет в виду.
Говорю:
— Да, живет.
И опять:
— В розовом домике али в голубеньком?
Что за домики— не понимаю. Но если есть домик, тогда святая ложь становится правдоподобнее.
* * *
На улице. Крохотная собачка бежит у ног хозяйки.
— Маша! Смотри!..
— Ой, что это за собачка? Может быть, это наша родилась уже?
23.6.60.
Забыл давеча записать. После долгих споров и колебаний накануне отъезда свели Машку в дамскую парикмахерскую, и там тетя в белом халате отчикала Машину косу. Машка— ничего, не плакала, не горевала, только просила все время, “чтобы было как у мамы”.
Подстригли ее в кружок. Стрижка ей не идет, а главное— волосы по бокам болтаются и лезут все время в глаза. Лучше бы уж со своим конским хвостом бегала.
* * *
Утром сидит за столом, изнемогает. На маленькой тарелочке— приправленная повидлом манная каша. Машка не ест, вертится на своем стульчике.
— Ты что?
Вздохнула:
— Не знаю... что-то кашу не хочется.
Этим “что-то” она как бы смягчает (и довольно часто) недозволенную формулу “не хочу”.
24.6.60.
От наших лужанок ни слуху ни духу. Обещали писать и не пишут.
Переписываю— в день по чайной ложке— те записи, которые делал на бумажных клочках...
* * *
Сидела за своим столиком, обедала. Рядом на оттоманке развалился наш котище.
Маша:
— Кот, уйди! Ты что не уходишь? Папа, кот на скатерть лег! У него же муравьи и глисты.
— Что у него?!!
Поправилась:
— У него комары и глисты.
Это она комаров и муравьев с блохами спутала. Знает, что и первые, и вторые, и третьи кусаются.
27.6.60.
Первое письмо из Луги. Мама устала, измучилась устройством быта, но при этом не нахвалится тамошней природой, ее красотой, целительностью воздуха и так далее.
Маша блаженствует.
Целый день в саду. Только есть домой приходит.
Подружилась, по словам мамы, с хозяином, отставным полковником, поливает из маленькой лейки грядки, получила “надел”— собственную маленькую грядку, с огурцами, кажется...
* * *
Недели две назад— голос за дверью моей комнаты:
— Можна?
Говорю:
— Да, мамочка.
Появляется Машка:
— Ты думал— мама?
— Да, я думал— мама.
Страшно ей понравилось, что ее за маму могут принять.
— Давай еще подумай. Хорошо?— говорит она и быстро выходит из комнаты, чтобы еще раз постучаться и спросить:
— Мож-на?
* * *
Скучаю без тебя, Машка. Скоро, надеюсь, увидимся. До свиданья, дружочек. Маруська моя курносая!..
3.7.60. Луга.
Уже четвертый день папа в Луге. Ехал сюда автобусом. После двух с половиной часов качки и тряски вышел, пошатываясь, на привокзальную площадь, огляделся: никого нет, никто не встречает.
И вдруг— где-то далеко-далеко— разглядел голубую мамину кофточку, а рядом с мамой— человечка в белой панамке. Еще издали увидел, как покраснела, залилась румянцем Машутка, когда мама сказала ей:
— Смотри, папа приехал!
Бежала со всех ног. В протянутой ручонке букетик полевых колокольчиков.
Все эти дни не отходила от меня.
К сожалению, погода с моим приездом испортилась— холодно, льет проливной дождь.
Вчера выдался небольшой просвет, и мы с Машей пошли на прогулку, знакомиться с окрестностями. Тут, на берегах Луги, довольно красиво, а местами и очень красиво, но не так дико, безлюдно и пустынно, как нам казалось, когда мы снимали дачу.
Нашли одну большую сыроежину. Машка ликовала, все время заглядывала в свою новую корзиночку и любовалась грибом.
На берегу Луги встретили пятерку больших (лет по восемь-десять) девочек. Все они с кружками и бидончиками в руках. Идут по ягоды. Девочки местные, я разговорился с ними. Они только что видели очень большие желтые лилии (кувшинки), но не могли дотянуться до них. Я отговорил их охотиться за лилиями в глубоких местах. Машка слушала нас, смотрела на девочек, ноздри у нее раздувались. И вдруг она обращается к девочке, которая стоит рядом с ней:
— Тебя как зовут?
— Оля.
Делает шаг к следующей:
— А тебя как зовут?
— Вера.
— А тебя?
— Галя.
Перебегает полянку:
— А тебя? А тебя?
— Наташа.
— Ира. А тебя как?
— Маша.
Одна из девочек показывает мне крохотный грибок с круглой, плотно натянутой шапочкой.
— Дядя! Правда, это белый гриб?
— Нет,— говорю.— Это не белый гриб. Это горькушка.
Другая девочка:
— Ну вот! Я говорила!..
— Тогда я брошу его,— говорит первая.
— Зачем же бросать?— говорю.— Ты лучше его моей дочке отдай.
— На!
Машка замирает от счастья.
Потом поворачивается ко мне, сует руку в корзинку, где лежит большая сыроежка, и говорит:
— Можно, я им гриб отдам?
— Конечно, можно.
— На!— говорит Маша и протягивает сыроежку большой девочке.
Девочки ошарашены.
— Она не жадная,— говорит кто-то из них.
Маша сияет. И папа тоже.
* * *
Обратно шли мимо еврейского кладбища. Кладбище маленькое, 30-40 могил, два-три стандартных дачных участка.
— Вот кладбище,— говорю.— Отсюда, говорят, близко наш дом.
— А что такое кладбище?— спрашивает Маша.
Я увожу ее— и от этой темы и от этого места.
Тема эта (смерть) по-прежнему занимает и волнует ее.
Часто вспоминает тетю Машу.
Сегодня сказала мне:
— Знаешь, когда мы пойдем встречать мамочку, ты напиши письмо тете Маше... Она больная, у нее Вася... брат, что ли... Она к нему уехала.
Уже год прошел с тех пор, как тетя Маша уехала в Новгород к сыну Васе и умерла там, у этого непутевого сына.
Я молчу.
* * *
Вчера, перед тем как идти на прогулку, показал ей компас. Объяснил, зачем он и что он показывает. После этого отбоя не было.
— Папа, а где Тбилиси? А где Комарово? Юг там? Когда я в Тбилиси к бабушке поеду, ты мне эту стрелочку дашь?
— Дам, конечно.
— И ты поедешь! Хорошо?
3 ГОДА 11 МЕСЯЦЕВ
4.7.60.
Погода как будто разгуливается. Дождит помаленьку, но все-таки и просветы бывают: нет-нет и солнышко выглянет.
