Юрий Сушко - Последний роман Владимира Высоцкого
И в телефонную трубку через все границы неслись слова: «Ну что, моя ласточка?.. Ну, Маринчик, я даже не знаю… Про что? Ну? А-а-а… Что ты говоришь? А где вы были?.. Да? Ну и больше ничего? Ну, в общем… Что? И что?..»
Польский друг Даниэль Ольбрыхский, примчавшийся на сороковины Высоцкого в Москву, среди многочисленных гостей поминальной трапезы почему-то выделил лицо скромной, заплаканной женщины: «…это была Люся, телефонистка с международной станции, помогавшая Высоцкому дозвониться до Марины Влади. Однажды Люся нашла ее даже у парикмахера в Бразилии, куда Марина улетела после ссоры с Володей, никому ничего не сказав».
«Тому, 72-ю» из песни Высоцкого на самом деле звали Людмила Орлова. Как много сделала она, чтобы удержать, сохранить, сберечь такие хрупкие взаимоотношения двух любящих людей – Марины и Владимира. Она тактично гасила вот-вот готовые вспыхнуть ненужные скандалы, удерживала от неловких взаимных обвинений.
«…Его находят, а он в запое… И однажды, – рассказывала Марина, – к нам в разговор «влез» голос. Это была женщина, которая сказала, что «не надо так говорить, мы не в порядке, мы вам перезвоним…» Ну, я положила трубку. Через какое-то время мне позвонил Володя – в лучшем виде… И эта Люся, прелестная женщина, она просто взяла на себя наше общение телефонное… Без нее, вероятно, не было бы такого общения, потому что мы каждый день говорили, даже когда я долго работала на Западе. А когда я находилась в Москве, а он где-то на судне с товарищами – она его находила в порту! То есть она подвиги совершала всю жизнь!»
Людмиле Харитоновне запомнились их первые разговоры: «Володя весь пылающий: «Мариночка, любовь моя, солнышко мое…» Такие полуфразы, недоговоры – чувствуется, что человек влюбился. Она – довольно-таки сдержанна, кокетничает с ним… Она хорошо с ним говорила, но очень спокойно… Я Марину даже ревновала… То есть я на нее злилась. Володя ей весь отдавался, а она ему только: «У меня Игорь то-то, Петька с Вовкой то-то… дома – украли, обобрали, мама больна!» У нее чисто женское такое – свои проблемы. А он здесь: «Я песню написал!» Я чувствую, что ей не до песен: «Ну ладно, давай!» Он начинает петь, а она его прерывает – что-то вспомнила! Я злюсь ужасно – человек ее так любит, а она!.. Как же так можно! Ну, это первое время так, а потом стало сердечко таять… А потом она здесь пожила, стала ласковее, сама стала звонить…»
Остывая от кипящих страстей и привыкая друг к другу, они благодарили своего ангела-хранителя, не забывая поздравить с днем рождения или примчаться с охапкой цветов и кучей подарков на юбилей свадьбы.
Но числился за Люсей Орловой и грешок перед Высоцким. Ведь именно она познакомила его с неким Константином Муcтафиди, который позже стал чуть ли не «другом семьи», а затем, по сути, предал, попытавшись зарабатывать на творчестве поэта. Безусловно классный радиоинженер, обладатель уникальной по тем временам аппаратуры, Мустафиди предложил Высоцкому сделать полный аудиоархив его песен. Владимир загорелся идеей создания «собрания сочинений». Но вскоре предприимчивый инженер сообразил, что напал на золотую жилу, и начал втихаря приторговывать уникальными записями. Узнав об этом, Высоцкий выгнал проходимца, ненавидя даже мелкое предательство.
Конечно, не только Орлова помогала Высоцкому в телефонных контактах с зарубежьем. Старались и ее коллеги – та же Ирина Владышевская, которая отработала на МТС три десятка лет.
– Он очень часто писал стихи у нас, прямо на переговорном пункте, – вспоминала Ирина Викторовна. – И потом тут же читал их Марине Влади, пел по телефону. Я много, много раз соединяла их – Париж и Москву. Высоцкий всех наших девчонок по имени знал… Приходил к нам на «Огоньки». Пел. В день его смерти я дежурила в ночную смену, из Москвы мы тогда, помню, всю ночь искали Марину… Разыскивали их друг для друга, иногда по всей стране. Ведь у них же любовь по телефону была! Мне очень нравилась эта пара.
Любовь по телефону… Еще Одоевский в письме Пушкину предсказывал: «Письма в будущем сменятся електрическими разговорами…» Именно так – «електрическими»…
Галина Шубарина, жена известного в 60 – 70-е годы танцовщика, рассказывала историю написания знаменитой песни «07». Во время съемок «Опасных гастролей» Шубарин и Высоцкий жили по соседству в одесской гостинице «Аркадия». Владимир Шубарин в городе был известен – он часто выступал в Одессе, родственники жили, да и знакомых имелось немало. «Только он зашел в номер, – рассказывала Шубарина, – ему принялись звонить девки: «Володь, мы знаем, ты без Гали приехал. Так давай…» Шубарину в шесть утра на съемки ехать, а он сел отковыривать телефонный провод от розетки. Тут заходит Высоцкий: «Володь, меня, видно, кагэбэшники пасут. Я Марину набираю и успеваю только сказать: «Здравствуй, это я!» – больше ничего не слышно. Давай с тобой номерами поменяемся…» Мой Володька согласился и ушел спать. А часа в четыре распахивается дверь и входит злой Высоцкий: «Какие-то твари всю ночь трезвонили! Но зато я Марине дозвонился и песни написал». И показал Шубарину «07» и еще целую кучу куплетов, которые он потом спел в этом фильме».
Иван Бортник, частенько находивший прибежище на Малой Грузинской, не раз и не два наблюдал, как его друг часами разговаривал с Влади по телефону. Он мог в течение двадцати минут повторять: «Мариночка, Мариночка…» Мне становилось неловко, и я уходил на кухню. И вот сидишь, одну чашку кофе выпьешь, вторую, полпачки сигарет выкуришь, а он все: «Мариночка, Мариночка…»
А иногда Владимир интересовался у собеседницы, находящейся за тридевять земель:
– Марин, а хочешь новую песню послушать?
«И я, – рассказывал уже Юнгвальд-Хилькевич, – держал трубку, а он ей пел. Когда гитарные аккорды и переборы, я подносил микрофон ближе к гитаре, когда он куплет начинал – то ближе к его рту. Однажды что-то защелкало в телефоне. Он – мне: «Это нас слушают». И в трубку: «Ребята, дайте поговорить без свидетелей. Это чисто интимный разговор. Отключитесь, я вам потом спою». Щелчок. Час говорил. Повесил трубку. Звонок: «Можно Владимира Семеновича?» – «Да.» – «За обещанным». И Володя пел часа три в трубку этим ребятам из КГБ…»
Вконец изуверившись в надежности «електрических разговоров», они обращались к традиционному, вековому эпистолярному жанру, обмениваясь обычными письмами. Хотя в данном случае вряд ли уместно назвать их обычными.
Можно представить, как была оскорблена Марина, узнав, что все ее письма к Володе из квартиры на Малой Грузинской после 25 июля 1980 года таинственным образом испарились. Но не бесследно. «Они всплывают иногда, – поведала она Эльдару Рязанову. – Бывает, что мы покупаем пачки моих писем. Когда Володя умер, многие вещи, к сожалению, исчезли из дома… Меня… обвинили, что я продала все рукописи Володи… Все, что было написано Володей, я сдала в ЦГАЛИ. Все, кроме его писем, написанных им мне…»
