Екатерина Мещерская - Китти. Мемуарная проза княжны Мещерской
— Как вы смеете! — возмутилась я. — Как вы смеете говорить, что за меня что-то платите! Здесь помолвка, моя подруга выходит замуж. Понимаете?
— Замуж! Ха-ха-ха-ха! — Он дико захохотал. — Здесь каждый вечер все замуж выходят… Да не фабрикант это, и не был он никогда никаким фабрикантом… Это спекулянт, по прозванию Егор Сапог. Он сапожник, имеет подпольную сапожную артель, ну там кое-где ворует кожу… словом, ловчится…
— Не может быть, — уже с отчаянием говорила я, отстаивая версию, в которую сама начинала терять веру. — Вы ничего сами не знаете… Почему же они тогда сидят на таком почетном месте?
— Да Егор Сапог всегда там сидит, это его место, он здесь свой и больше других платит, вот ему и место лучшее, и почет, пока не нашлось здесь другого, с более толстым карманом. Да что вы, глупенькая, что ли? Вы что, не понимаете, зачем сюда пришли?.. — Он отер пот, выступивший на лбу, носовым платком и вдруг серьезно, вполголоса, чтоб окружающие не услыхали, добавил: — Уходите-ка вы отсюда поскорее, вот что… слышите? Постарайтесь незаметно выйти в переднюю, оденьтесь, минут через пять я выйду провожу вас, только тише, тут, знаете, народ разный, и есть отчаянные, баловные…
Как среди тьмы блеск молнии вдруг освещает малейшую подробность окружающего, так все совершенно беспощадно, ясно и понятно стало вдруг моему сознанию. Но я не могла уйти одна. Несмотря на охвативший меня ужас, на негодование, которое как расплавленный металл струилось по всему моему существу, на подступавшую к горлу тошноту, я нырнула в толпу и через несколько мгновений очутилась около Вали.
К счастью, фабрикант-миллионер, или попросту Егор Сапог, в это время отошел к хозяйке, заводившей граммофон, и, перебирая пластинки, о чем-то оживленно с ней разговаривал. Я впилась в Валину руку.
— Если ты сию минуту не уйдешь вместе со мной, — прошипела я, — твоя и моя мать узнают обо всем! Сию минуту вставай — и идем!
Валя, сидя на диване, лениво жевала яблоко и пыталась мне улыбнуться. Она каким-то чудом не была пьяна, вообще она никогда не любила вина.
— Слышишь? — опять ей в ухо зашипела я. — Слышишь? Вставай сейчас же, или я убью тебя, несчастная фабрикантша!
Валя поняла, что я не шучу; она знала мой характер и никогда не могла меня ослушаться. Она взглянула на меня взглядом напроказившей кошки.
— Да ну… Да что ты… — начала было она, но вместе с тем послушно встала и выскользнула за мной в переднюю.
Когда мы накидывали на себя наши шубки, с трудом достав их из-под вороха многочисленных одежд, в переднюю к нам выскочил мой рыжий спаситель Пал Палыч. Вид у него был ужасный: галстук сбит набок, из носа сочилась кровь. — Бегите! — крикнул он диким голосом. — Бегите!
Я уже успела повернуть ключ в замке входных дверей, мы с Валей выскочили и побежали вниз по лестнице, но сзади раздавались яростные крики: «Лови их! Бейте гада, кляузника, рыжего Иуду! Бей его! Это он девчонок выпустил! А ну, ходу! Догоняй их!»
Счастье наше, что все участвовавшие в погоне были пьяны. Я слышала треск деревянных перил, кто-то упал на лестнице, другие на него свалились. Кто-то, выбежавший за нами на улицу, грузно шлепнулся в черные лужи от талого снега, покрывавшие переулок маленькими темными озерами.
Вскоре мы сидели уже на Поварской, на уютном мамином диванчике друг перед другом. Я не могла снять с себя шубу. Меня трясла лихорадка, зубы стучали друг о друга, и дикая ярость, переходившая в отчаяние, заставляла меня говорить Вале ужасные вещи. Она слушала, не оправдываясь. Под конец я сказала:
— Итак, ты бывала в этом притоне, тебя знает его «хозяйка», ты уже в нем своя… Понимаешь ли ты, что это значит? Боже! Что с тобой? С ума ты, что ли, сошла? Какая необходимость толкает тебя на такие поступки? Подумай, ведь мы вместе с тобой выросли, с первого дня рождения нас окружали одни и те же люди, у нас было одно и то же воспитание, наконец, мы живем с тобой вместе под одной кровлей. Почему же со мной никогда не может произойти ничего подобного?
— Да… — серьезно и грустно перебила меня Валя, — ты права, мы живем с тобой в одном доме, в одной квартире, в одной комнате, но… ты всю жизнь ходишь по парадной лестнице этого дома, а я — по черной. — Она сказала это с большой тоской.
— Не знаю, почему так получается, — ответила я. — Ты живешь у нас как моя сестра, и мама моя не делает между нами различия. А главное, подумай об одном: ты ведь хорошенькая, Валюшка, это лотерейный билет, который ты выиграла у судьбы. Тебе дано все, чтобы быть счастливой… Наконец, я далека от того, чтобы читать тебе мораль. Я сама не вижу счастья девушки в том, чтобы обязательно выйти замуж и иметь детей, но жизнь так прекрасна, столько интересного есть в мире, столько красоты!.. Для меня порок там, где потеряна красота. А то, что я видела сегодня, было настолько безобразно, что, продлись это еще один час, я, наверное, умерла бы от разрыва сердца…
Да… эти несколько дней, проведенные в Москве без мамы, как-то внутренне опустошили и отравили меня… Не могу никак прийти в себя.
Е. П. Мещерская — Н. А. Манкаш
Дорогая Наталья Александровна!
Не успела я приехать в Москву — нагрянула новая, очередная неприятность. Помните ли Вы Линчевского, того, который въехал по ордеру в комнату для прислуги в нашей квартире? Он умер от сыпного тифа. Его жена собралась покинуть Москву и уезжать к себе на родину, на Украину. Укладываясь и упаковываясь, она выкидывала массу мусора на кухню. И вот наш враг Алексеев нашел на кухне, около помойного ведра, несколько заграничных марок, вырезанных с конвертов. Линчевский коллекционировал марки, и его племянница, работающая во Внешторге, срезала ему часто марки с кусочком конверта. Около ведра, очевидно, валялись те марки, которые покойный не мог отделить от бумаги.
Так или иначе, но эти марки послужили для Алексеева доказательством того, что «князья ведут тайную переписку с заграницей». Он дал знать куда следует, и это разразилось неожиданным, жесточайшим ночным обыском. Потом все, слава Богу, понемногу разъяснилось, но, пока это опроверглось, мы с Китти очень переволновались…
Когда открыли мой шкаф черного дерева (зеркальный) и вынули все четыре коробки с нашими драгоценностями, я сейчас же представила бумагу из банка (которую получила при вскрытии моего сейфа) о том, что половина в золоте и бриллиантах (царских шифрах) уже у меня изъята. Пересмотрев все шкатулки и убедившись в том, что в них нет валюты, а только серьги, кольца, броши и браслеты, мне вернули все четыре шкатулки обратно. Представьте, как мы счастливы!..
Алексеев с женой и все его друзья до утра дежурили в передней, думая, что нас увезут, и были очень разочарованы, что все благополучно кончилось. Но Алексеев сказал, что все равно он нас выселит. Я просто в отчаянии. Приезжайте к нам под свой выходной!..
