Полковник Магомед Джафаров (СИ) - Коллектив авторов

В течение нескольких дней мы отдали 16 аулов. Все они были сожжены добровольцами. Мы сражались, имея перед глазами гигантские костры только что оставленных нами селений. Чеченцы с искаженными лицами кидались снова и снова в бой, умирали и отступали. Было видно, что борьба бесполезна. Устоять мы не могли. Помощи ниоткуда не было. Так дошли до Урус-Мартана.

Здесь ко мне прибыл полномочный представитель чеченского народа Ахмед Чуликов, человек очень влиятельный и интеллигентный. Он говорил по-русски. С большим чувством он меня благодарил от имени чеченского народа за то, что я не покинул чеченцев в трудную минуту, храбро сражался за их жизнь и свободу. “Но, – сказал он, – мы больше сражаться не можем. Одними нашими силами мы справиться не можем, т. к. каждый день войны нам стоит нескольких аулов. Если Горское правительство хочет и может вести борьбу, пусть ведёт, а мы завтра же должны заключить мир и признать добровольцев. Это будет дешевле, чем борьба”.

Наше поражение

Возразить мне было нечего. Чуликов и пославшие его были правы. Воевать дальше при этих условиях смысла не было. Горское правительство, как всегда, ничего не сделало. Оно втянуло чеченцев в тяжёлую борьбу, а само спокойно сидело в Шуре. Мы боролись совершенно одни. Патроны стоили бешеных денег. Хорошо, что у меня ещё были эти деньги. Я согласился с Чуликовым, но сказал ему, что я мир заключать не могу, так как полномочий у меня на это нет. Чуликов согласился со мной и сказал, что это и не требуется. Мир заключится особой чеченской делегацией. “Но, – прибавил он, – меня и Вас заботит вообще другой вопрос. Добровольцы при заключении мира, безусловно, потребуют Вашей выдачи. Чеченцы же, естественно, меня выдать не могут. Чтобы избежать больших затруднений, мы считаем, что Вам следует сегодня же ночью уехать”.

Я ответил, что уеду сегодня же ночью на рассвете. Мы расстались. Я сделал распоряжение приготовить лошадь и собрать всех наших людей. Сам лёг спать. На рассвете меня разбудили. Всё уже было готово. Со мной собралось человек 25 дагестанцев. Мы выехали. Человек полтораста чеченцев явились совершенно добровольно меня проводить до границы с Дагестаном.

Приехав в Шуру, я сделал доклад в парламенте, выругал их всех, как только был в состоянии выругать, назвал их предателями и заявил, что я с ними никаких дел иметь никогда не буду и никакой службы от них не приму. Капланов взволновано уговаривал меня не горячиться, указывал, что правительство сделало всё что смогло. Послав отряд Урусова с артиллерией, он усиленно просил меня вернуться на фронт. Но я категорически отказался.

– Пусть, – говорю, – Урусов дерётся, если может.

Урусов, конечно, не вступал в бой, вернулся обратно. Вслед за Урусовым было получено письмо от Чуликова, в котором он писал об условиях, на которых они заключили мир. Часть требований, писал он, мы выполнили, а вот требование выдачи Джафарова исполнить не можем, т. к. его у нас нет. Это может исполнить лишь Горское правительство. Узнав об этом письме, я отправился к Капланову узнать, что думает предпринять по этому поводу Горское правительство. К моему удивлению и возмущению, Капланов заявил мне, что выдать меня они не хотят, но и защищать не могут. Он имел ещё наглость посоветовать уехать мне в Баку.

– Что же, – говорю, – свою беду вы мной хотите покрывать? Ведь по вашему приказу же я дрался. Вас же защищал. А теперь вы мне говорите, чтобы я уезжал. К большевикам или к Деникину. Никуда не поеду. Останусь здесь, и пусть попробуют меня взять. – И, хлопнув дверью, ушёл.

Англичане

Через несколько дней я поехал в Петровск. Я решил уехать с семьёй в горы и засесть в своём ауле. Перед отъездом нужно было уладить кое-какие свои и домашние дела. Остановился я в Петровске у Ахмед-Хана Ибрагимбекова.

Вечером к Ибрагимбекову пришёл Роуландсон, английский уполномоченный в Петровске. В Петровске в это время ещё английских войск не было. Там стоял только отряд Пржевальского. Я познакомился с ним. Оказывается, он уже знал обо мне и моей борьбе с добровольцами в Чечне. Он очень подробно расспрашивал о Дагестане, о Чечне, о последних боевых действиях. В разговоре я ему сказал, в какое положение я попал в результате: добровольцы требуют моей выдачи. Горское правительство не может меня защищать. Предлагают уехать из Дагестана в Баку. А я не хочу туда ехать. Поеду в горы и буду сидеть там. Пусть будет, что будет, а из Дагестана не поеду.

Роуландсон оказался очень симпатичным человеком. Он сразу принял во мне горячее участие и обещал уладить мой конфликт с добровольцами.

– Не беспокойтесь, – успокаивал он меня, – это пустяки. Ничего вам добровольцы не сделают. – Впрочем, – вдруг добавил он, – завтра я лечу на аэроплане в Грозный. Там сейчас находится генерал Бригс, английский представитель при генерале Деникине. Поедем со мной, и там мы всё уладим.

Я с удовольствием согласился. На другой день, однако, была плохая погода, сильный ветер, и Роуландсон не решился лететь на аэроплане. Мы поехали поездом.

В Грозном на вокзале я встретился со многими русскими офицерами, которых знал ещё на империалистическом фронте. Все они были крайне удивлены моему приезду.

– Что ты, с ума, что ли сошёл, или жизнь тебе надоела? – говорили они мне. – Тут только разговору о том, чтобы тебя заполучить и с тобой расправиться. Уезжай, пока не поздно.

Я, смеясь, успокоил их, что ничего не случится, и никуда я не поеду.

Роуландсон любезно подождал, пока я поговорил с офицерами, а потом позвал меня, и мы пошли к вагону генерала Бригса. Генерал принял Рауландсона тотчас же.

Англичане. (продолжение)

Роуландсон пробыл у Бригса не особо долго. Выйдя от него, он сообщил мне, что после доклада он передал Бригсу мою историю, и тот обещал переговорить с Деникиным. В ожидании же результатов переговоров Роуландсон предложил мне погулять с ним по вокзалу. Мы пошли. Добровольческие офицеры, наполнявшие перрон, уже узнали меня и провожали злобными глазами. Я ходил с английским офицером, и они не могли мне ничего сделать.

Походив немного, мы вернулись в вагон, где нас уже ждал завтрак. Во время завтрака в вагон входит штабной деникинский полковник.

– Вы полковник Джафаров? – обращается он ко мне.

– Я.

– Вас просит генерал Ляхов к себе.

– С Ляховым у меня нет ничего общего, и к нему я не пойду.

– Позвольте вам вручить пакет.

– Пожалуйста.

Беру пакет. В нём приказ на бланке: полковник Джафаров едет в Дагестан с особым поручением. Имеет право проезда всюду. Внизу чёткая надпись – «Деникин».

– Теперь я могу пойти к Ляхову, – говорю я полковнику, убирая пакет в карман. – Скажите ему, что я приду.

Роуландсон по уходе полковника предупредил меня, чтобы я был как можно осторожнее.

– Во всяком случае, – сказал он, – в вагон к Ляхову не входите. Говорите с ним на платформе. Потом не задерживайтесь здесь, уезжайте скорее. Они все невероятно злы на вас. (Это мне было понятно, в чеченских боях был ранен генерал Шатилов). Завтра я должен выехать во Владикавказ. Мой автомобиль к Вашим услугам.

Я пошёл к Ляхову. Уже знакомый полковник ждал меня у его вагона.

– Где Ляхов? – спрашиваю.

– У себя в вагоне.

– Скажи ему, что я его жду здесь. В вагон к нему пойти я не могу. Мы воевали с ним. Я командовал на одной стороне, а он на другой. Лучше, если мы встретимся на нейтральной почве, здесь на перроне.

Полковник ушёл доложить. Я гулял по перрону в ожидании. Ляхов вышел и направился прямо ко мне. Подойдя вплотную, взял под козырёк и резко бросил:

– Здравствуйте.

Я тоже взял под козырёк. Чином ведь он выше. Руки мне он не подал. Я тоже.

– Я не понимаю, полковник Джафаров, вашей психологии, – продолжал он тем же тоном.

– Вы дрались против большевиков. Вы дерётесь против нас. Скажите, пожалуйста, против кого же Вы не будете драться?