Василий Песков - Полное собрание сочинений. Том 3. Ржаная песня
– Это что за машина?
Было чему удивляться. На буксире у нашего «газика» мотался странный алюминиевый жук: кабина, пропеллер, три лыжи. Из-под лыж на асфальте, как от точильного камня, струились искры. Постовой обошел «технику», проверил наши бумаги, оглядел ружья, пожал плечами:
– Ни пуха ни пера…
«Лебедь» – это сани с пропеллером. Челябинский слесарь Сашка Золотарев соорудил сани из листов алюминия, мотора и самолетных лыж. Синей краской по левому борту вывел фасонную надпись: «Лебедь». Сани никак не похожи на птицу, но Сашка столько труда и рублей и любви вогнал в этого «Лебедя», что другое название просто немыслимо. Конечно, лучше бы ехать не на буксире, а крутануть пропеллер – и своим ходом в «волчий район», но «Лебедь» столько бензина жрет, что лучше уж на буксире.
На горбинах дороги «газик» буксует. Прыгаем из машины и берем «Лебедя» под микитки. Нас семеро. Не считая газетчика, три Александра и три Николая: два слесаря, летчик, бухгалтер, шофер и полковник в отставке. Шесть ружей и одна фотокамера.
На остановках возле чайных ребятишки мнут «Лебедю» алюминиевые бока. Взрослые осторожно осведомляются: «Это куда ж экспедиция?» Мы, в свою очередь, наводим о волках справки. Дорога все дальше ведет в Зауралье. Белая степь с белыми островами берез. Острова называются колки.
Первый след волка. Кого-то, видно, перепугался. Кажется, не волк, а лошадь сиганула через дорогу и пошла оставлять в снегу глубокие ямы.
Проехав деревню Бродокалмак, речку Теча, деревню Русская Теча, в деревне Кирды узнали: есть волки. Лесник, у которого волки задрали телушку, сразу бросил вязать веники из березы и повел нас к приваде.
– Шесть волков. Летом в совхозе сорок овец порешили, корову… Неделю назад разрыли крышу в овчарне, уволокли трех собак из села. Теперь на приваду заходят. Вот поглядите: чисто отделано, а тут не притронулись, даже помочились презрительно – в этом месте охотник отраву запрятал…
На блестевшей при лунном свете санной дороге виднелся четкий след от когтей. След тянулся от привады к леску. Только очень опытный следопыт догадался бы, что прошел не один волк, а шесть. Шли, как умеют ходить только волки: след в след.
Вечером мы сидели над картой. В русской печке на большой сковороде жарилась рыба.
– Зима снежная и морозная. Рыба «горит» подо льдом, – сказал хозяин избенки.
Хозяин ходил ловить рыбу. Принес полведра окуней и плотвы. По дороге домой кто-то его угостил самогонкой. Он лег на печке и всю ночью то ли во сне, то ли спьяну вздыхал и ругал «Лебедя». Он был тоже охотник. Но только без карты, и только на лыжах, и только одного волка за всю жизнь положил… «А они, смотришь: раз, раз… И каждый волк полсотни рублев…»
Стрелял волка Николай Черепанов, а фотографировались все по очереди.
В полночь я вышел во двор поглядеть, не поднялась ли метель. Над сахарными от снега копнами сена круглым сыром висела луна. Гавкали и рвались у плетня две собаки. И вдруг из леса издалека:
– Уоо-о-о-о!..
Голодный, тоскливый вой. И еще раз… Больше не повторилось. Но уснуть уже было нельзя.
Утром небольшое село разбудил рев нашего «Лебедя».
У околицы из снежной борозды сломя голову выскочил заяц и пошел в белой полосе света от фар, и пошел, и вот уже наступаем на пятки струхнувшему зверю. Бежит, не догадается в сторону прыгнуть, пугается темноты. Так на хвосте у зайца «Лебедь» выскочил в поле.
Волки приходили к приваде. Съели у нашей телки зад, опять презрительно помочились.
Ищем следы. Километров десять волки шли по твердой санной дороге след в след, а потом почему-то рассыпались, шесть следов. Выбрали самый крупный.
Целый день без роздыху след вел то полем, то сворачивал в колки. Волк за сутки способен полсотни верст отмахать. На чистом месте «Лебедь» оставляет белую тучу взбитого снега. Скорость под сотню километров – три широких следа остаются от лыж. Морозный воздух режет глаза, но надо стоять, высунув голову из кабины, глядеть, не мелькнет ли серая тень. Иногда след ныряет в березы – надо глушить мотор и становиться на обычные лыжи.
Нашли в кустах рыжую шубу. Хитра лиса, а не сумела одолеть человеческой хитрости. Хватанула припасенного для волков ядовитого мяса. До берез пробежала, а тут судороги повалили лисицу. Лежит, как будто в сказке, прикинулась мертвой. Двух сорок тут же, в березняке, настигла беда. С голодухи нахватались, видно, лисьей отрыжки, и сразу же душа вон у сорок. И вредная птица, а жалко видеть такую погибель…
На исходе бензин. Зуб на зуб не попадает. Солнце еще не село. Но тени от берез начали уже сливаться в сплошную синюю тень. В этот час наш стрелок Николай Черепанов сначала зашептал, потом заорал:
– Волк!..
Погоня была недолгой. Огромный волчина сразу обнаружил слабину «Лебедя». Минут пять он по брюхо в снегу бежал через поле. Колька уже вздернул курки, но волк вдруг свернул и бросился в камыши. Остановились. Скорее на лыжи. Но где там: камыш по самые метелки в снегу. Волчий след туннелем тянется в камышах. Мы на лыжах вязнем по самую шею. Вытирая шапками пот, возвращаемся.
Огорчение скрасила стая тетеревов. Они уселись у камыша на березах. Жадно глотают почки, не обращая внимания на машину с пропеллером. Красная заря. Белые нити берез. И угольно-черные птицы. Кто-то за ружьем потянулся. Но тут же остановился:
– Эх, если б декабрь, погрелись бы супом из дикой курятины.
По дороге домой около скирд спугнули косулю и лося. И почти полчаса глядели, как пасутся на самой дороге куропатки. Серые птицы шевелили лапами клочья овсяной соломы. Если мы двигались тихо, не улетали, а торопливо и смешно бежали в десяти метрах.
Ночевали мы в той же избушке у рябого хозяина. Хозяин позвал охотника-отравителя. Тот разложил на тряпице пилюли из крахмала и воска, внутри которых был спрятан белый порошок яда. Еще охотник достал баночку с черной мазью и стал хвалиться:
– Теперь конец. Этот запах какого угодно зверя обманет. Сварил из щуки и свежей хвои. Теперь конец.
И действительно, завтрашний день был печальным для волчьей стаи.
До зари отравитель забарабанил в окно:
– Один хватанул!
Охотник стал на лыжи и быстро ушел по следу. «Лебедь» тоже взял след.
Все было, как и вчера. Там, где след был хорошо виден, Сашка давал газу, и по всему полю металась снежная пыль. В кустах становились на лыжи…
Солнце покраснело, и мы, продрогшие, уже решили: в Челябинск придется с та́ком вернуться. Как вдруг у самого горизонта сквозь выжатые морозом слезы увидели точку. Глаз. И вот уже точка стелется по степи здоровенным волком. Зверь давно уже, видно, почуял опасность. Он отыскал старую тропу, по которой ходила стая. Чуть в сторону – снег по брюхо. А на тропе твердо. Тропа и погубила волка. Ему бы в лес завернуть, а тропа повела его в чистое поле, к совхозной овчарне. Запыхавшись, волк раза два садился, но рев «Лебедя» снова поднимал его на ноги. Появилась у волка надежда на избавление: вдали замаячил лесок, а сани, увязая в снегу, приближались не быстро. Но в решительную минуту, подхватив фотокамеру, я выпрыгнул из саней. Облегченный «Лебедь» рванулся, и через пару минут я видел, как волк вихрем вскочил на верхушку низкого овсяного стога и как Колька вскинул ружье.
