Джон Карр - Артур Конан Дойл
Многие поклонники Конан Дойла, надеявшиеся найти-таки труп в маслобойке или принца Руперта во главе кавалерийского отряда, были разочарованы. Это было не то, чем кормил их обычно их фаворит, и они не могли понять, что же случилось. Более суровые критики, предпочитавшие в описании любовных проблем стиль Генриха Ибсена, осуждали книгу за наивность и сентиментальность. Да, так оно и было, и в этом была ее суть: книга была человечной. Может ли кто-нибудь из нас поклясться, что он ни разу не впадал в то же исступление, не испытывал тех же чувств, что и Фрэнк Кросс?
К «Дуэту» автор питал всегда особую привязанность, как ни к одной из своих книг: это было прославлением любви вообще. Прикинув, что издатель Грант Ричардс недавно женился, Конан Дойл подумал, что тот захочет выпустить книгу в свет. Он отказался от выгодных предложений издавать ее серией, ибо считал, что разбивка на части ее испортит. После выхода книги, когда отовсюду, от друзей и людей совсем незнакомых, потекли к нему хвалебные письма, он бережно сохранял их. Появились у книги и могущественные друзья. Когда он узнал, что она понравилась Суинберну (подумать только, именно Суинберну), он пришел в восторг. Не менее порадовало его письмо от Г. Дж. Уэллса.
«Моя жена, чьего вердикта я дожидался, — писал Уэллс, — только что дочитала „Дуэт“. И так как на прошлой неделе я в некотором роде „поносил“ книгу, мне подумалось, что Вы не будете в обиде, если я напишу Вам и скажу, что нам с женой обоим она очень понравилась. Мне кажется, Вы нашли самую верную форму и дух (или ткань, или особенности, или атмосферу, или как Вам будет угодно). Это супружеская пара среднего класса как она есть; но тупые критики ставят ей это в упрек.
Я сам просидел год из трех последних над такой же „обывательской“ повестью, — добавил Уэллс с горечью, — и до сих пор сижу. Так что, когда я сужу об этой книге, я не то чтобы забираюсь не в свою епархию».
Мы можем понять чувства Конан Дойла, когда он увидел, что в прессе «Дуэт» подвергся критике за аморальность. Исключение делалось лишь для одного эпизода: Фрэнк Кросс встречает бывшую возлюбленную, а когда он — дело происходит в отдельном кабинете ресторана — уклоняется от возрождения прежних отношений, она угрожает рассказать все жене. Как бы нелепо ни было обвинение в «аморальности» этой — как и всякой другой — книги Конан Дойла, такой упрек был все же высказан пятью различными критиками.
И тут он выяснил, что все пять критиков — это одно лицо: д-р Робертсон Николл, который время от времени тискал в ежедневной прессе еще и анонимные отзывы.
Свидетелем ярости Конан Дойла стал сперва «Клуб реформы». Затем он вынес обсуждение на страницы «Дейли кроникл», не заботясь о том, что срывается подчас на брань. Неискушенному читателю, которому и в голову не могло прийти, что среди критиков бытует практика рецензировать книги под разными псевдонимами, слышать это было удивительно. Конан Дойл, готовый публично допустить, что д-р Николл руководствовался не личными и не коммерческими соображениями, в глубине души подозревал обратное.
Между тем, пока он еще дописывал «Дуэт», подходил к концу 1898 год. Супруги Лекки, родители Джин, преподнесли ему на Рождество булавку с жемчугом и брильянтом. Джин с двумя подругами жила теперь на городской квартире. А в мире уже слышались отдаленные раскаты. 18 декабря в Иоганнесбурге бурский полицейский при аресте англичанина по имени Эдгар, подозреваемого в насилии, застрелил его на месте без всякого к тому повода. Приближался роковой 1899 год: как бы мал и незначителен ни был конфликт, которым он разразился, он оставил глубокий след в мире и по сей день.
ГЛАВА X
ПРЕДОСТЕРЕЖЕНИЕ:
СИГНАЛ ТРЕВОГИ В СТЕПИ
«Смотри-ка, маленький храбрец не уступает великану!», «Ура голландцам в Южной Африке; они не дадут себя запугать!», «Вот будет здорово, если этому верзиле врежут как следует!»
Таково было настроение повсюду в те, еще сравнительно мирные дни 1899 года — и вполне естественно. В Англии про бурская партия выражалась еще категоричней. Германский император, кайзер Вильгельм, злорадно улыбаясь, запустил мощную газетную машину. Франция, уязвленная фашодским инцидентом, отпускала иронические замечания. Во всей Европе у Великобритании не нашлось союзников, да и сомнительно, что у нее вообще были друзья.
Не отдавая предпочтения ни той ни другой стороне, нельзя все же ни обвинять, ни приветствовать президента Крюгера за его желание подчинить Южную Африку владычеству Голландской республики. Но тон, которым журналисты всего мира описывали его — богобоязненный, прямодушный фермер, с винтовкой в одной руке и Библией в другой, герой, не склонившийся перед могущественным агрессором, — был, мягко говоря, не совсем верным.
«С нами Бог. Я не хотел кровопролития, — заявлял президент Крюгер, отдавая новый приказ о военном снаряжении, — но я не собираюсь уступать».
В Англии в мае 1899-го, когда сэр Альфред Мильнер из Южной Африки просил правительство Ее Величества вступиться за ойтландеров, Артур Конан Дойл только что завершил полемику с обладателем пяти имен д-ром Робертсоном Николлом и углубился в новую работу.
В своем кабинете в Андершо работал он над конкурсным рассказом «Хозяин Кроксли». В кабинете царил полумрак из-за густых крон лиственниц за окнами, сквозь ветви которых поверх темной зелени соснового леса, убегающего вдаль за террасой и теннисными кортами, открывался вид на окрестности. Но эхо южноафриканских событий доносилось и сюда. Из всех самых ревностных защитников буров в Англии едва ли нашлось бы несколько, могущих сравниться с его матушкой.
«На мой взгляд, — писала матушка в вечной тоске по рыцарскому духу, — в том, что жалкую кучку буров загнали в невыносимое положение, а потом за это же стали бить, виден лишь недостаток великодушия. Это недостойно нашей великой нации. Но, очевидно, деньги, что пошли на организацию рейда и разжигание нынешней кампании, будут теперь использованы на то, чтобы довести дело до кризиса».
«Нет, нет и нет», — запротестовал сын, хотя о рейде у него самого были самые мрачные предчувствия. И в письме, написанном в день рождения, 22 мая, он умолял больше не обсуждать этого вопроса.
«Ну вот, мне уже сорок, но жизнь моя стала мало-помалу полнее и радостнее. Что касается моего физического состояния, то сегодня я играл в крикет и сделал 53 из 106 наших очков, а у противника выбил 10, так что я вполне здоров и крепок».
Ну какие там сорок лет? Даже смешно, ведь он чувствовал себя никак не старше 25 или 30. Он взволнованно поведал матушке, что «Дуэт» хорошо расходится в Америке. И заключил письмо потрясающей новостью, что две его пьесы — «Шерлок Холмс» и «Напополам» — будут поставлены еще до конца года. И верно, в Англию недавно приехал американский актер Уильям Гиллетт с рукописью первой пьесы.
