Светлана Луганская - Люди Сербской Церкви. Истории. Судьбы. Традиции
Затем именно по его благословению, с его поддержкой я отправился учиться византийскому пению в Грецию. А больше всего я люблю, и владыка больше всего любит – вместе служить святую литургию. Рядом с ним мы научились тому, что литургия – это непрестанное движение, и это очень живо чувствуется, когда он служит. Очень интенсивно, бодро и радостно служит, но одновременно так смиренно и собранно, преданно. Как прекрасно он произносит литургические молитвы! В самом деле возникает чувство, что он сводит Бога с Неба на землю! У него мы научились, что человек должен всего себя отдавать Богу и другим, без остатка, не щадя себя. И он сам служит примером такого служения Богу и ближним не только в храме, но везде и всегда!
Конечно, вспомню и тогдашнего тврдошского иеромонаха, а сейчас преосвященного владыку Герцеговацкого Григория. В начале моего пути в Церковь он был моим большим утешением и помощником, потому что стал и моим первым духовником. И сейчас вспоминаю его советы, поддержку, пример. Когда я приехал в Грецию, он уже находился какое-то время в Афинах, учил греческий язык, и тогда он был со мной рядом, встретил меня, поддерживал, учил.
Сербы нашего времени не могут не иметь примером и образцом блаженно почившего Патриарха Павла[78], святого Патриарха Павла, как все мы его называем. В Белграде я часто имел возможность присутствовать на литургии, когда он служил и в Патриархии, и в разных белградских храмах. Этот человек в те моменты, когда на наш народ изливалась только ненависть практически всех стран мира, имел в себе столько благодати, что любил всех, всем внушал слова евангельского мира, любви и правды. Его простодушие и мудрость, соединенные с бесконечной любовью и смирением, просто воскрешали Евангелие в душах людей. Глядя на него и слушая его, каждый человек, не важно, был ли он в Церкви или нет, чувствовал изменение состояния души. Знаю многих людей, не просто нецерковных, но анти-церковных, которые говорили о Патриархе Павле: «Я против Церкви, не верю в Бога, но Патриарх Павел – святой!»
Может быть, лучшим доказательством величины личности Патриарха Павла были его похороны. Величественно! К сожалению, я не мог тогда приехать в Белград, потому что именно в этот день родился мой сын. Задаюсь вопросом, будет ли в ближайшее время у сербов человек, способный так объединить весь народ. Особенно трогательно было его служение святой литургии! Как ангел! Так смиренно, целомудренно, собранно, преданно он служил. Поистине небесная картина!
Еще одна личность, с которой у меня не было много прямых контактов, в смысле разговоров или переписки, но с кем я часто встречался и кто неизменно вдохновлял меня, – это митрополит Амфилохий. Поскольку они очень близки с епископом Афанасием и, когда у нас в Герцеговине шла война (а его епархия соседствует с нашей), он часто приезжал в монастырь Тврдош навестить, утешить, подбодрить. Его слова, позиция, служение, рассуждения, проповеди и, может быть, больше всего, истинное молитвенное тепло, которое он излучает, всегда согревали мою душу. Несмотря на то, что это исключительно образованный человек, профессор и владыка, он сохранил детское и монашеское простодушие. Его проповеди – подлинное сокровище. Он говорит очень зрело, живо и глубоко, но непосредственно и к тому же очень поэтично. Я люблю смотреть, как он служит, словно иерархи на древних фресках… и хочется, чтобы литургия никогда не кончалась.
В тот период в Черногории, в монастыре Острог, жил один игумен из Герцеговины по имени Лазарь[79], духовное чадо известного добродетельного святогорского старца Никанора из монастыря Хиландар. Выдающийся человек, выдающийся духовник. Отец Лазарь – воплощение смирения, молитвенности, воздержанности и рассуждения. В нем было так много любви! Он утешал тысячи душ, жаждущих и алчущих Бога. И мне весьма помог молитвами и советами. Он умел передать собеседнику дух свободы перед Богом и в Боге, а это очень драгоценно и редко встречается, особенно сейчас. К сожалению, воля Божия была такова, что отец Лазарь слишком рано оставил нас, переселившись в небесные обители, к которым так стремился.
Моим лучшим другом стал один герцеговинец – Драган Лозо. Он на пятнадцать лет старше меня, но мы очень сблизились духовно. Позже он принял монашество и умер молодым в монастыре Ватопед как монах Симон. Драган был мне большой поддержкой и утешением. Смиренный, искренний, сердечный и чрезвычайно начитанный человек, прежде всего, человек большой любви к Богу и людям. Много молился, непрестанно! Он был моей большой поддержкой в пении и в духовной жизни. Если бы в те первые годы моей церковной жизни его не было рядом, возможно, мой жизненный путь стал бы совсем другим.
Вспомню и дорогого мне игумена, блаженно почившего отца Луку[80]. Когда мы познакомились, он был настоятелем Цетинского монастыря. Мы с женой проездом находились в Цетине, и он очень сердечно и тепло принял нас. Мы поговорили обо всем понемногу, однако разговор оставил в моей душе тепло, и мы всегда радовались его приветам от наших общих друзей. Так бывает, что какой-то человек входит в нашу жизнь без многих слов, просто своим существованием. Так было и с дорогим отцом Лукой.
Когда я жил в Белграде до моего отъезда в Афины, я вместе с некоторыми священниками навещал тогда уже больного старца Фаддея[81] – воплощение смирения, мудрости и молитвенности. Большое благословение для нашего народа, что у нас одновременно были Патриарх Павел и старец Фаддей.
Когда я приехал в Грецию, до начала учебы какое-то время провел в монастыре Ватопед, где получил возможность познакомиться со многими монахами, но среди них выделил бы блаженно почившего старца Иосифа Ватопедского и ватопедского игумена архимандрита Ефрема. Старец Иосиф был просто благодатным вулканом! Каждое его слово, совет, молитва глубоко проникали в человеческую душу и изменяли ее. Я имел радость провести рядом с ним несколько лет и быть в тесных духовных отношениях. Я часто бывал у него, советовался с ним и убеждался в богатстве благодатных даров, которые он принял от Бога. Отец Иосиф самым детальным образом отвечал на мои вопросы даже до того, как я успевал спросить. Он ясно знал, что творилось в моем сердце, уме, пока я находился в Афинах. В минуты страдания или грусти достаточно было, чтобы он перекрестил меня со Святой Горы – и вдруг я оказывался в облаке радости. Когда он умер, я написал о нем текст на сербском языке, который позже, как я узнал, читали во многих сербских монастырях на монашеских собраниях.
С другой стороны, старец Ефрем, несмотря на то что он моложе своего духовного отца Иосифа, исключительно благодатный духовник. С тех пор как я приехал учиться в Афины, он был моим духовным отцом. Помню наши первые встречи в Ватопеде. Однажды мимоходом он на плохом английском сказал мне об одной очень личной духовной проблеме, очень интимной, о которой я ему не говорил, это была настолько тонкая проблема, что я никому о ней не рассказывал просто потому, что не умел ее выразить. Вначале я сделал вид, что не удивлен, я хотел испытать, в самом ли деле у него есть этот дар или он играет со мной. Однако чем больше я делал вид, что сказанное неправда, он открывал мне все больше подробностей, все более глубоких и тонких. Тогда я попросил его принять меня для разговора. Отец Ефрем принял меня в тот же день вместе с монахом, который хорошо знал английский язык, чтобы нам легче было понимать друг друга, так как тогда я еще не знал греческий. Помню, что начал рассказывать какие-то вещи из моей жизни, а он улыбнулся, взял меня за руку, остановил мой рассказ и в деталях рассказал мне все, что происходило в моей жизни в духовном плане, с детства до того дня. Не только о том, что происходило, но и почему. Я был потрясен и чувствовал в сердце огромную радость и утешение. Вскоре он стал моим духовным отцом, и следующие тринадцать лет я наслаждался его руководством. Я удостоился видеть много чудесных событий рядом с ним и от него, но не стал бы их открывать, потому что он еще среди нас, и не знаю, хотел ли бы он, чтобы я говорил об этом. После тринадцати лет духовного окормления у старца Ефрема и по его благословению я перешел к духовнику моей супруги, дивному старцу Никодиму, живущему на острове Эвбея. Мои семейные и рабочие обязанности очень умножились, старец Ефрем проходил тяжелые испытания из-за клеветы, и он решил направить меня к старцу Никодиму, потому что Эвбея намного ближе к Афинам. Конечно, мы не только остались в контакте, но, что важнее, в духовном единстве.
