Варлен Стронгин - Савелий Крамаров. Cын врага народа
А когда серьезно заболела мать Додика, то Савелий добился у врачебного начальства созыва консилиума. А после того как Додик осиротел, Савелий помогал ему материально. Через многие годы, вернувшись из-за границы, он сразу спросил у встречавшего его в Шереметьеве Оскара Волина:
— Как Додик?
— Жив.
— Тогда поедем к нему, — сказал Савелий и поспешил к машине. Он оставил Додику значительную сумму денег. «Его мама заботилась обо мне, как о втором сыне, — сказал он Оскару, — и я хочу хоть в какой-то степени заменить ему отца».
Вернемся обратно на пару десятков лет. Фильм «Друг мой, Колька!» стал визитной и рекламной карточкой для Савелия. Его начали снимать во многих кинокартинах лучшие режиссеры. Пусть иногда в маленьких, но ярких, запоминающихся ролях. В фильме Георгия Данелия «Мимино» Савелий говорит всего одну фразу: когда его в роли осужденного ведут по затемненному коридору суда и к нему бросается незнакомый человек (артист Фрунзик Мкртчян): «Мужик, побудь свидетелем!», то осужденный (артист Савелий Крамаров), не обращая внимания на конвой, с иронией и болью в душе отвечает: «Подожди. Всего шесть лет!»
Савелий Крамаров был одним из любимых актеров выдающегося комедиографа Леонида Гайдая. Однажды, в совместных выступлениях с этим режиссером во Дворце спорта города Томска, где во втором отделении демонстрировался его фильм «Не может быть!», Гайдай сказал мне, «что жалеет о том, что не снял Савелия ни в одной главной роли. А он мог стать суперзвездой, не меньшей, чем Андрей Миронов, Анатолий Папанов, но, конечно, в другой ипостаси — комика гэга, мастера смешного действия. Для него нужно было писать сценарий, но, увы, драматурги, с которыми я работаю, имеют связи в Госкино, особенно Аркадий Инин, и рассчитывать на более талантливых, чем ему подобные, мне сложно, тем более что такие авторы, как Фазиль Искандер, Василий Аксенов и Владимир Войнович, находятся в опале. А союз, сплав истинной сатиры с на вид простодушным и наивным Крамаровым мог родить чудесный плод».
Савелия любил блестящий актер кино Леонид Куравлев. Они играли с ним у Гайдая в фильме по мотивам пьесы Михаила Булгакова, названном «Иван Васильевич меняет профессию», и в новелле «Женихи» из фильма «Не может быть!», снятого по сюжетам Михаила Зощенко. Это был на редкость слаженный и смешной дуэт. Куравлев играл жениха, Крамаров — его товарища, и когда жених путал невесту с матерью, то товарищ очень комично разбирался в том, кто из них кто, и давал приятелю правильный совет.
Дружба артистов и режиссеров зачастую в нашем кинематографе имела келейный характер. И те, кто снимался у одного режиссера, редко шли играть у другого. Иначе, наверное, нас радовал бы во многих фильмах дуэт Куравлев−Крамаров, взаимно дополняющий индивидуальное творчество этих великих мастеров смешного. Их связывала и творческая, и человеческая дружба. И не случайно Леонид Куравлев после расставания с Крамаровым на съемках подарил ему свою фотокарточку с необычным пожеланием: находить понимание с режиссерами и с администрацией кино, какое было у них на съемках.
Новый стимул к совершенствованию и развитию творчества Савелия принесла его встреча с Машей. Они познакомились 8 марта 1964 года в Доме отдыха ВТО в Рузе, в баре «Уголек». Тогда это было очень модное место отдыха артистов, и бар славился своей оригинальностью и задушевной атмосферой на весь театральный мир. Любовь пришла с первого взгляда, а нарастала с каждым из двенадцати дней лыжных прогулок. Савелий любил лыжи, плавание в бассейнах, наверное, и по зову сердца, и вспоминая опасную болезнь, от которой он спасся с трудом и в довольно зрелом возрасте. В Маше Савелий чувствовал более серьезного, более культурного и больше знающего человека, чем он. А она чувствовала его наивность, чистоту души, которые проглядывали и в жизни, и с экрана. Она попыталась придать его героям в кино более интеллигентный вид. «Зачем на экране ты задираешь нос и говоришь иногда грубовато, даже нахально? — удивлялась она. — Ведь в жизни ты добрый и нежный человек». — «Иначе пропадет комический эффект, — объяснял он ей, — у каждого актера, особенно у комика, должна быть своя маска». Она внутренне не соглашалась с ним, но не спорила. И оказалась права. В телевизионном многосерийном фильме «Большая перемена» он поначалу играл жадного парня, который за копейки готов был на спор выпить ведро воды, а после того как влюбился, выяснилось, что он вовсе не жадный человек, эта черта характера была наносной, пришедшей к нему, видимо, из тяжелого и бедного детства, а внутренне он оказался добрым и даже щедрым парнем, готовым открыть миру всю свою душу, и раскрыться ему таким, каким он является на самом деле, помогло великое чувство любви. И в новом для себя образе Савелий не потерял ни обаяния, ни комических черт.
Савелий внимательно прислушивался к тому, что говорила Маша. Она незаметно для окружающих, жестом или взглядом, одергивала его, когда он говорил лишнее, ненужное и любил грубовато выразиться ради красного словца.
Ее нервировало число его поклонниц. Одна из них помогла Савелию переселиться в дом с коридорной системой, который называли «старушечьим». Там, в каждой отдельной комнате, жили пенсионерки, и это успокоило Машу. Они с Савелием уединялись в своей комнатке и забывали об окружающем мире. Она любила видеть его на водных лыжах, несущимся за катером. Савелий делал виртуозные повороты и прыжки на воде. Она даже не знала, когда он успел научиться этому. Видимо, он был талантливым всесторонне. Ничем не избалованный в детстве, он поселился рядом с водой, в сарае, стоящем на берегу Клязьминского водохранилища. И Машу не смущало это весьма скромное жилье. Когда она утром ехала на работу, ее радовало, что кондуктор непременно рассказывал пассажирам, что они проезжают мимо дома, где живет известный киноартист Савелий Крамаров. И больше всего согревали сердце Маше улыбки пассажиров после этого объявления кондуктора.
Увы, счастье не бывает вечным, и первая ссора между ними возникла неожиданно. Савелия и Машу пригласили на комсомольский корабль, совершавший путешествие по Москве-реке. После ужина с захваченными в городе напитками начались танцы. Разгоряченные от выпитого, от близости популярного артиста, девицы буквально облепили его, а он, растерявшийся и еще не насытившийся популярностью, благодарно улыбался им. Как показалось Маше, с одной из них он нырнул в каюту. А она сидела, глядя на воду и ожидая его. Каждая минута казалась ей вечностью. Она посмотрела на часы. Он отсутствовал ровно два часа, и вскоре, когда появился, она, как могла спокойно и небрежно, заметила ему:
