Наталья Болотина - Потемкин
«Милая милуша, дорогие сладкие губки, жизнь, радость, веселье. Сударушка, голубошка, мой золотой фазан. Я люблю вас всем сердцем».
* * *«Долго ли это будет, что пожитки свои у меня оставляешь? Покорно прошу, по-турецкому обыкновению платки не кидать. А за посещение словесно так, как письменно, спасибо до земли тебе скажу и очень тебя люблю».
* * *«На охоту ехать не очень хочется. Далеко да и ветрено. Пришли сказать, как советуешь».
* * *«Сто лет тебя не видала. Как хочешь, но очисти горницу, как прийду из Комедии, чтоб прийти могла. А то день несносен будет, и так ведь грусен проходил. Черт Фонвизина к Вам привел. Добро, душенька, он забавнее меня знатно. Однако я тебя люблю, а он, кроме себя, никого».
И еще множество ласковых, милых посланий Екатерины своему Григорию Потемкину.
Летом 1774 г. могло произойти еще одно знаменательное событие в личной жизни Потемкина и Екатерины. К этому времени исторические легенды и их современные последователи относят заключение тайного морганатического брака между императрицей и ее фаворитом. Как и заключение тайных браков некоторых других российских государынь (о них в истории осталось немало рассказов), союз Екатерины и Потемкина не подтверждается никакими брачными документами напрямую. Их нет, хотя сохранилось грустное предание: вместе с фамильными бумагами свидетельства о браке Екатерины Великой и Григория Потемкина попали к внучатой племяннице светлейшего — княгине Елизавете Ксаверьевне Воронцовой, одной из прекраснейших и удивительных женщин XIX в. Ее воспевал влюбленный Александр Пушкин, ходили даже слухи о том, что поэт — отец одной из дочерей Воронцовой. Княгиня, якобы не желая опубликовывать тайные бумаги великого предка, на лодке отплыла с пристани своего крымского имения Алупка и бросила шкатулку с документами в волны Черного моря. Красивая история, но, зная интерес Пушкина к XVIII столетию и личностям Екатерины Великой и Потемкина, а также силу женской страсти, трудно представить себе, что увлеченная поэтом женщина не показала ему столь интересующие его бумаги.
Однако несколько писем действительно позволяют говорить о возможности заключения тайного союза между Екатериной и ее фаворитом. Это могло случиться в один из летних дней: в воскресенье 8 июня 1774 г., в праздник Животворящей Троицы; на следующий день, в понедельник — праздник Сошествия Святого Духа; в среду на этой же неделе или в пятницу 13-го числа. Венчание могло состояться в Петербурге теплой летней ночью. Шлюпка отчалила от Летнего дворца на Фонтанке, затем вошла в Неву, пересекла ее и двинулась по Большой Невке, где в отдаленной части города находился храм Святого Сампсония Странноприимца. Он был основан еще по повелению Петра I в честь Полтавской победы, ознаменовавшей перелом в тяжелейшей для страны Северной войне. В соборе перед прекрасным барочным иконостасом мог состояться обряд венчания самодержицы Всероссийской и смоленского шляхтича Потемкина, его совершил духовник Екатерины Иван Панфилов. Свидетелями называют камер-юнгферу Марию Савишну Перекусихину, камергера Евграфа Александровича Черткова и адъютанта Потемкина, его племянника поручика лейб-гвардии Семеновского полка Александра Николаевича Самойлова.
А вот и то самое письмо, написанное уже в дни расставания двух влюбленных, которое должно указывать на совершение тайного обряда венчания: «Владыка и Cher Epoux (в переводе — дорогой супруг. — Н.Б.)! Я зачну ответ с той строки, которая более меня трогает: хто велит плакать? Для чего более дать волю воображению живому, нежели доказательствам, глаголющим в пользу твоей жены? Два года назад была ли она к тебе привязана Святейшими узами?.. Верь моим словам, люблю тебя и привязана к тебе всеми узами. Теперь сам личи: два года назад были ли мои слова и действия в твоей пользы сильнее, нежели теперь?»
Если вы ждете прямого ответа: были ли Екатерина и Потемкин супругами, то его нет. Но даже и в случае заключения брака, не он стал залогом будущих успехов фаворита, основой его достижений в жизни. Вспомните, разве не было в жизни Екатерины законного супруга — Петра III, и какова его судьба? Если бы личная привязанность императрицы не была питаема достоинствами Потемкина, кто бы помешал отправить его в забвение на какую-нибудь захудалую должность? Да и великолепный Григорий Орлов, а связь с ним увенчалась рождением сына, не избегнул отставки.
Но судьба Потемкина будет решаться несколько позже, а пока он любим и поток милостей неиссякаем. Дни влюбленной пары проходили в трудах и развлечениях. Придворные обеды, куртаги, балы и маскарады, представление французских комедий — везде рядом с Екатериной был ее Григорий. В субботу, 8 ноября, в день праздника Архистратига Михаила, после обеденного кушанья и отбытия из кавалерской комнаты всех кавалеров императрица вышла из внутренних комнат и в сопровождении Потемкина, обер-маршала и гофмаршала проследовала в боковую комнату у галереи, чтобы осмотреть привезенные из Англии часы с курантами. Мода на английские новинки постепенно завоевывала Екатерину и ее придворных, интерес Потемкина к диковинным вещам и идеям туманного Альбиона тоже зародился в годы его пребывания при дворе.
Потемкин становится одной из обсуждаемых тем постоянной переписки Екатерины с ее корреспондентом во Франции, странствующим агентом Просвещения — бароном Гриммом. Она хочет представить своего избранника в лучшем свете и сообщить через Гримма европейской общественности о том, что рядом с ней не случайный человек, а достойный внимания и интереса мужчина с блестящей карьерой. Кроме этого, в шутливом тоне, свойственном переписке Екатерины с Гриммом, ей нравится хвалить чудачества и неординарность своего фаворита. 14 июля 1774 г. она пишет об отставке Васильчикова и приближении Потемкина: «Вы и Ваши единомышленники подозреваете других в переменчивости. Знаю, откуда это подозрение; наверное, от того, что, когда Вы были здесь, я отдалилась от некоего превосходного, но весьма скучнаго гражданина, котораго немедленно, и сама не знаю как, заменил величайший, забавнейший и приятнейший чудак, какого только можно встретить в нынешнем железном веке». Она сообщает Гримму о турецких диванах, введенных в моду Потемкиным, его привычке кусать ногти, сервском сервизе, заказанном для князя, за который он отблагодарил Екатерину ангорским котом: «Это над котами кот, веселый, умный, вовсе не взбалмошный и именно такой, как вам хочется, чтоб был кот с бархатными лапками». Екатерина с восторгом рассказывает еще об одном чудачестве своего любимца: «По поводу этого кота надо рассказать Вам, каково было изумление принца Генриха, когда князь Потемкин вогнал в комнату, где мы сидели, обезьяну. Вместо того чтобы продолжать приятный разговор с принцем, я начала играть с обезьяною. Принц выпучил глаза; но делать было нечево: штуки, которыя выделывала обезьяна, вывели его из недоумения».
