Пако Тайбо II - Гевара по прозвищу Че
Тем временем бой вокруг продолжался. Хуан Альмейда со своим взводом сражался с несколькими морскими пехотинцами, засевшими в другом помещении. Фидель был вынужден дважды повторить приказ продвинуться вперед, и лишь со второго раза партизанам это удалось.
«Камило Сьенфуэгос, спрятавшись за деревом, стрелял в убегавшего сержанта и потратил все немногочисленные патроны, которые имел. Солдаты, оказавшиеся без прикрытия, были беспощадно изранены нашими пулями. Камило Сьенфуэгос первым из нас вошел в дом, откуда раздавались крики: «Сдаемся!»
Прежде чем прийти на помощь к своим раненым товарищам, даже удостовериться в том, что сами остались целыми и невредимыми, они бросились осуществлять свою навязчивую идею: захватить оружие и боеприпасы.
«Восемь винтовок «спрингфилд», станковый пулемет «томпсон» и около тысячи патронов — мы израсходовали примерно 500... Кроме того, мы также раздобыли поясапатронташи, топливо, ножи, одежду и немного провианта... С их стороны двое убитых, пятеро раненых и трое пленных. Несколько человек ушло. С нашей стороны никто не пострадал, не считая царапин».
Удар, полученный в Алегриа-де-Пио, был возвращен. Люди с «Гранмы» начинали революцию.
Че снова вернулся к медицинской практике. Убедившись, что раненые солдаты получили первую помощь и оставлены на попечении своих уцелевших товарищей, Фидель приказал отряду открыть огонь по строениям, не пожелавшим сдаться. Затем, несмотря на позднее время, колонна двинулась в горы Сьерры, «направляясь в Пальма-Моча, куда мы прибыли на рассвете. Мы двигались быстро, разыскивая самые крутые места Сьерра-Маэстры».
По пути они горячо обсуждали происшедшее. Уверовать в победу, пусть даже такую незначительную, гораздо тяжелее, чем поверить в поражение. И не одни только мятежники комментировали события. В это время Батиста слегка ослабил цензуру, и новости о стычке на берегу Ла-Платы проникли в газеты и международные агентства новостей. Мертвые возродились к жизни. Когда поднятая адреналином в крови буря постепенно утихла, Че бегло прокомментировал случившееся в своих записках: «Мы совершенно не хотели воевать; мы делали это, потому что были вынуждены».
По дороге к вершинам Сьерры мятежники встретились с массовым бегством кампесинос. Полевая жандармерия распустила слух о том, что их хижины собираются бомбить. И Че, и Рауль отметили это печальное зрелище в своих дневниках. Армия намеревалась не только оперативно создать вокруг партизан пустое пространство, но и готовилась провести широкомасштабное выселение местных жителей.
«Поскольку никто не знал о нашем присутствии в районе, было совершенно ясно, что этот маневр затеяли надсмотрщики и полевая жандармерия для того, чтобы выселить кампесинос с их земель и лишить имущества. Но из-за нашего нападения на казармы ложь обратилась в правду, так что вокруг царил совершенно необузданный ужас, и остановить массовое бегство кампесинос было невозможно».
Так состоялся дебют Фиделя в качестве тактика партизанской войны. Он предусмотрел, что армия не сможет проигнорировать такое вызывающее нападение, какое было осуществлено на Ла-Плате, и должна будет выслать подразделение в погоню за партизанами. Поэтому он устроил первую засаду из того их множества, которое предстоит организовать армии мятежников. Для ее размещения была выбрана пара хижин на берегу «Арройо-дель-Инфиерно Адский поток (!), короткого узкого ручья, впадавшего в реку Пальма-Моча». Засада представляла из себя семь маленьких боевых постов, размещенных в форме подковы. А посредине находились хижины, брошенные крестьянами.
Эфихенио Амейхейрас запомнил, как 19 января Че покинул лагерь, отправившись на разведку, и возвратился по лесной просеке перед постом, на котором стоял Камило. На голове у него был «один из трофеев стычки при Ла-Плате, шлем полного капрала армии Батисты, который он носил с гордостью». Решив, что наступает армия, Камило, не задавая никаких вопросов, принялся стрелять по нему из винтовки. Че пришлось махать белым носовым платком и кричать: «Не стреляй!» Камило рассмеялся и сказал: «Ты, ублюдок, однажды взял меня в плен, когда я был неосторожен, так вот, получай сдачу!»
«По этому случаю можно судить, в каком напряжении мы все тогда находились, и ожидали боя, чтобы разрядиться. В такое время даже у людей с самыми стальными нервами начинают дрожать коленки, и каждый в волнении ожидает той высшей точки войны, которой является бой».
Три дня спустя засадная группа услышала поблизости выстрелы. Намного позже они выяснили, что это был отряд лейтенанта Анхело Санчеса Москераса, о котором придется постоянно слышать в течение еще нескольких лет. Выстрелы, которые они слышали, оборвали жизнь кампесино-гаитянца; он был казнен за то, что отказался стать проводником солдат.
«Так как мы считали, что солдаты находятся поблизости, то не стали готовить пищу и у нас ничего не было ни на завтрак, ни на обед. Соотечественник Кресло нашел не сколько куриных гнезд и забирал оттуда яйца, всегда оставляя по одному в каждой кладке, чтобы куры продолжали нестись. Той ночью из-за выстрелов, которые мы слышали, Кресло решил, что нам следует съесть и последнее яйцо, что мы и сделали».
В полдень от крестьянских хижин внезапно прибежал один из партизан.
Согласно воспоминаниям свидетеля, произошел следующий диалог:
«— Ну вот, они здесь, — сказал партизан Фиделю.
— О, прекрасно, пускай войдут, — ответил Фидель, имея в виду кампесинос, хозяев хижин.
— Нет, я говорю о солдатах».
Фидель выстрелил из винтовки с оптическим прицелом и попал в одного из солдат.
«Я вдруг заметил, что в хижине около моей позиции пытается укрыться от нашего огня еще один вражеский солдат. Я мог видеть только его ноги, потому что крыша ограничивала поле зрения с моего наблюдательного пункта, находившегося на пригорке. Мой первый выстрел в том направлении прошел мимо; второй поразил человека прямо в грудь. Он выронил винтовку, которая воткнулась в землю штыком. Кресло прикрыл меня, и я пробрался в хижину, где увидел тело, и забрал оружие, патроны и кое-что еще из амуниции».
Че не стал описывать, как подбирался к мертвецу в разгар боя, рискуя попасть под перекрестный огонь. Что он увидел? Это был первый человек, о котором он точно знал, что сам убил его; возможно, его выстрелы поразили кого-то еще из солдат Батисты при нападении на казармы Ла-Платы, но этого нельзя было выяснить в горячке сражения. Теперь это было возможно. Спустя годы Че уклонился от ответа на вопрос об этой своей жертве и ограничился медицинским описанием: «Он получил огнестрельное ранение в середину груди, которое должно было разорвать сердце и послужить причиной мгновенной смерти».
