Осип Мандельштам - Шум времени
Вот, родненькая, дела. Книжечку я тебе привезу обязательно: уж что-нибудь выдумаю.
Наночка, почему ты не написала из Москвы? Разве так делают Няки? Надик, завтра будет телеграмма от тебя? А Мариетта вернулась, и я хочу к ней завтра зайти.
А как ты ехала в поезде?
Надик, у меня кружится голова, так я хочу тебя видеть. Дета моя, радуйся жизни, мы счастливы, радуйся, как я, нашей встрече. Господь с тобой, Надичка. Спи спокойно. Помни мои советы, детка: 1) к доктору, 2) лучший пансион, 3) мышьяк и компрессы.
Вчера встретил на улице Фогеля, он искал квартиру в наших краях. Он говорит, что для тебя особенно важна неподвижность. Не ходи! Не гуляй! На почту бери извозчика или посылай кого-нибудь. Дета, целую твои волосики. До встречи, родная пташка моя.
Надик, прошу тебя, не кури!
К Н. Я. Мандельштам [Начало ноября 1925]Нежниночка моя! Я, пишу за пять минут до закрытия почты. Родная, спасибо за нежные словечки. Что с тобой там? Не давай себя в обиду. У меня все хорошо. 15-го поеду к тебе. Это почти наверно… Не могу без тебя, ласточка моя. Но будь спокойна — я живу правильно, я здоров. В делах у меня удача. Целую тебя, ненаглядная.
Храни тебя Бог, солнышко мое.
Твой Няня…
Часы целы. Выкупаю.
К Н. Я. Мандельштам [Конец января 1926]Севастополь. Буфет.
Радость моя ненаглядная! Я не хочу писать тебе открытки, потому что я хочу сказать, что ты нежняночка — милая моя в худых туфельках — как стояла на набережной ангелом родным…
Целую, целую, целую и радуюсь, что ты со мной, что ты со мной!
Я прекрасно доехал. Поездка бодрящая… Телеграммы отправлены. Билет в кармане.
Был очень сонный и замерз. Сейчас отогрелся и отдохнул.
Надичка, спокойной ночи. Спи, дружок, и проснись умницей.
Все время буду писать с дороги. Сейчас без десяти девять.
/Конец января 1926/
К Н. Я. Мандельштам [Ленинград,] 2 февраля [1926]Родная моя нежняночка!
Здравствуй! Няня твоя с тобой говорит и целует тебя в лобик. Мне хорошо, детка. А тебе как? Не скупись на письма.
В Москве меня встретил донкихотообразный и страшно милый Шура. Потом я поехал к Пастернаку и видел их мальчишку. Он сказал: «Я еще маленький». Ему 2½ года. Он требует участвовать в общем разговоре. Твоему Жене Шура не успел передать. С Аней говорил по телефону. Она сказала: «У меня частная служба». Пояснить не пожелала. Подробности узнаю завтра. Дела так… (Да, между прочим, в Москве меня заговорил Пастернак, и я опоздал на поезд. Вещи мои уехали в 9.30, а я, послав телеграмму в Клин, напутствуемый Шурой, выехал следующим поездом в 11. Приехал, и в ГПУ мне выдали мой багаж. Вот приключение!). Вот, Надик, дела:
Ленгиз разворошенный муравейник. Тенденция не то сжать, не то уничтожить. Никто ничего не знает и не понимает. Горлин разводит руками с виноватой улыбкой. Около него только ближайшие сотрудники. Публика и дамы уже перестали ходить. Рецензии еще есть, но книги посылаются на утверждение в Москву. Первая партия уже послана. Как только вернется, будет новый разговор. Лозунг такой: быть ко всему готовыми и пользоваться последними неделями для обеспечения себя работой. Мне выписали на завтра в Гизе 125 рублей в окончательный расчет. Сегодня получил 100 р. за «ничего» в «Звезде». Устроил это Белицкий. Ионов уезжает. Белицкий остается — пока… Получил три книги на рецензию. На субботу «включен» по горлинской заявке. В «Прибое» абсолютно спокойно. Они переписывают, я правлю. Обещают не задерживать. Нашел машинистку. Сегодня приступил к диктовке.
Деду нашел бедного, сжавшегося в комочек, с головной болью. Развеселил его.
А Женя безукоризнен. М. Н. вежлива как пустое место. Вчера мне ванну топили. Женя предлагает мне 1) столовую, 2) светлую людскую, 3) комнату поблизости. Категорически отказываюсь от комнаты. Мы сделаем так: я компенсирую 10–15 рублями Надежду, и она переедет на месяц в темную людскую. Женя подтверждает, что это самое лучшее, так как мне нужен «дом».
Погода очень мягкая — 3–4°. Переход был очень легкий.
Итак, роднуша, февраль уже оплачен сполна (Прибой + 225 Гиза). Заключу еще договор-другой, и опять мы свободны и с марта можем быть вместе. Сегодня звоню Фогелю о кварце и сообщу тебе телеграммой.
Помни, к 1-му марта я могу быть с тобой в любую минуту.
Пташенька бедная, что там с тобой? Телеграфируй подробно.
Нет, детка моя, я могу быть с тобой в любую минуту — только скажи!
Господь с тобой, родная… Твой друг, брат, муж…
К Н. Я. Мандельштам [Ленинград, февраль 1926]Родная пташечка!
Вот мой сегодняшний день: с утра три часа гулял в Гизе. Касса была закрыта. Ждали артельщика из банка. Потом в два часа на телеграф. Потом обратно в Гиз — завтрак у Гурмэ. Сегодня Горлин сказал, что, как только Ангерт привезет утвержденный план, мы заключим договор. Потом поехал в Сеятель, показал им горлинские новые книжки: берут. Если попрошу — Горлин их отдаст.
Ну, деточка — довольно о делах. Я знаю, как это тебя волнует — потому пишу наперед. Не об этом, ласточка, с тобой говорить! Я тебя люблю, зверенок мой, так, как никогда — не могу без тебя — хочу к тебе… и буду у тебя…
Ненаглядная моя, ты за тысячи верст от меня в большой пустой комнате с градусничком своим! Жизнь моя: пойми меня, что ты моя жизнь! Как турушка твоя? Весела ли ты? Смеешься ли? Да понимаешь ты или нет, что я только февраль согласен быть без тебя и больше ни денечка!
Аню, детка, я, свинья, еще не видел. Занят. И она тоже. Только перезваниваемся. У Выгодских и Бенов был. Давид с Эммой невозмутимые испанцы. Бены жалуются на дитиньку: его зовут Кирилл (?). У него злые профессорские желтые глазки. Он не улыбается и сердится очень. Им теперь тесно. А в доме Выгодских может освободиться для нас квартирка.
Пока что, деточка, я сплю в столовой. На диван кладут мне волосяной наш тюфяк. Засыпаю в 1 час и до десяти глубокая тишина. Тепло и хорошо.
Сейчас был у Пуниных. Там живет старушка; лежала она на диване веселая, но простуженная. Встретила меня «сплетнями»: 1) Георгий Иванов пишет в парижских газетах «страшные пашквили» про нее и про меня; во 2) «Шум Времени» вызвал «бурю» восторгов и энтузиазмов в зарубежной печати, с чем можно нас поздравить. Еще курьез: сегодня в Вечерней я прочел, что «вчера я ходил в финотдел жаловаться на налоги» И не думал я ходить! Врет газетка — но это хорошо: я эту вырезку посылаю тебе и сохраню газетку для фининспектора!
Нежняночка: я еще не имел от тебя писем. Знаешь, где я пишу? На Николаевском вокзале в десятом часу вечера, после Пуниных…
