Екатерина Мишаненкова - Анна Ахматова. Психоанализ монахини и блудницы
Не говорите никому о нашем браке. Мы еще не решили, ни где, ни когда он произойдет. Э т о – т а й н а, я даже Вале ничего не написала.
Пишите мне, Сергей Владимирович, мне стыдно просить об этом, отнимать у Вас время, которое Вам так дорого, но Ваши письма – такая радость.
Зачем Вы называете меня Анна Андреевна? Ведь последний год в Царском эти церемонии уже совершенно вышли из употребления. Я – другое дело. Но ведь разница в годах и положении играет большую роль.
Пришлите мне, несмотря ни на что, карточку Владимира Викторовича. Ради Бога, я ничего на свете так сильно не желаю.
Ваша Аня.P.S. Стихи Феодорова за немногими исключениями действительно слабы. У него неяркий и довольно сомнительный талант. Он не поэт, а мы, Сережа, – поэты. Благодарю Вас за Сонеты, я с удовольствием их читала, но должна сознаться, что больше всего мне понравились Ваши заметки. Не издает ли А. Блок новые стихотворения – моя кузина его большая поклонница.
Нет ли у Вас чего-нибудь нового Н.С. Гумилева? Я совсем не знаю, что и как он теперь пишет, а спрашивать не хочу.
Это письмо меня немного смутило. Уже в который раз я осознала, как же плохо я понимаю Ахматову, несмотря на все наши разговоры и на те выводы, которые я из них сделала. В письмах к Штейну меня шокировала не только ее откровенность, но и само понимание того, что согласие Гумилеву она дала в то время, когда еще была влюблена в Голенищева-Кутузова. Которого – я вновь это отметила – она в разговорах со мной даже ни разу не упомянула. Было это слишком тайным и личным? Или, наоборот, она стыдилась своей юношеской страсти и постаралась вычеркнуть ее из памяти и из жизни?
<Февраль 1907 г.>
Мой дорогой Сергей Владимирович, я еще не получила ответа на мое письмо и уже снова пишу. Мой Коля собирается, кажется, приехать ко мне – я так безумно счастлива. Он пишет мне непонятные слова, и я хожу с письмом к знакомым и спрашиваю объяснение. Всякий раз как приходит письмо из Парижа, его прячут от меня и передают с великими предосторожностями. Затем бывает нервный припадок, холодные компрессы и общее недоумение. Это от страстности моего характера, не иначе. Он так любит меня, что даже страшно. Как Вы думаете, что скажет папа, когда узнает о моем решении? Если он будет против моего брака, я убегу и тайно обвенчаюсь с Nicolas. Уважать отца я не могу, никогда его не любила, с какой же стати буду его слушаться. Я стала зла, капризна, невыносима. О, Сережа, как ужасно чувствовать в себе такую перемену. Не изменяйтесь, дорогой, хороший мой друг. Если я буду жить в будущем году в Петербурге, Вы будете у меня бывать, да? Не оставляйте меня, я себя ненавижу, презираю, я не могу выносить этой лжи, опутавшей меня… Скорее бы кончить гимназию и поехать к маме. Здесь душно! Я сплю 4 ч. в сутки вот уже 5-й месяц. Мама писала, что Андрей поправился, я поделилась с ним моей радостью, но он мне (увы!) не поверил.
Целую Вас, мой дорогой друг.
Аня.Всего через несколько дней уже совсем другой тон. Забыла любовь к Кутузову и увлеклась новой игрой, теперь уже в счастливую невесту и тайную свадьбу? Или это специально, чтобы Штейн передал Кутузову, что она его забыла?
11 февраля 1907 г.
Мой дорогой Сергей Владимирович, не знаю, как выразить бесконечную благодарность, которую я чувствую к Вам. Пусть Бог пошлет Вам исполнения Вашего самого горячего желания, а я никогда, никогда не забуду того, что Вы сделали для меня. Ведь я пять месяцев ждала его карточку, на ней он совсем такой, каким я знала его, любила и так безумно боялась: элегантный и такой равнодушно-холодный, он смотрит на меня усталым спокойным взором близоруких светлых глаз. Il est intimidant, по-русски этого нельзя выразить. Как раз сегодня Наня купила II сборник стихов Блока. Очень многие вещи поразительно напоминают В. Брюсова. Напр., стих. «Незнакомка», стр. 21, но оно великолепно, это сплетение пошлой обыденности с дивным ярким видением. Под моим влиянием кузина выписывает «Весы», в этом году они очень интересны, судя по объявлению. Если бы Вы знали, мой дорогой Сергей Владимирович, как я Вам благодарна за то, что Вы ответили мне. Я совсем пала духом, не пишу Вале и жду каждую минуту приезда Nicolas. Вы ведь знаете, какой он безумный, вроде меня. Но довольно о нем. Я когда-то проиграла Мешкову пари – мои стихи. Вероятно, он поэтому спрашивал Вас о них. Я хочу послать ему анонимно маленькую поэму, которая посвящается нашим прогулкам летом 1905 г. Если случайно знаете его адрес, сообщите, пожалуйста. Мы кутим, и Сюлери играет главную роль в наших развлечениях. Отчего Вы думали, что я замолчу после получения карточки? О нет! Я слишком счастлива, чтобы молчать. Я пишу Вам и знаю, что он здесь со мной, что я могу его видеть – это так безумно-хорошо. Сережа! Я не могу оторвать от него душу мою. Я отравлена на всю жизнь, горек яд неразделенной любви! Смогу ли я снова начать жить? Конечно нет! Гумилев – моя Судьба, и я покорно отдаюсь ей. Не осуждайте меня, если можете. Я клянусь Вам всем для меня святым, что этот несчастный человек будет счастлив со мной.
Посылаю Вам одно из моих последних стихотворений. Оно растянуто и написано без искры чувства. Не судите меня как художественный критик, а то мне заранее страшно. В Вашем последнем письме вы говорите, что написали что-то новое. Пришлите, я буду ужасно (женское слово) рада видеть Ваши стихи. Вот хорошо, если бы мы когда-нибудь встретились. Еще раз благодарю Вас за карточку, Вы не знаете, что Вы сделали для меня, мой хороший!
Аня.И опять поворот на сто восемьдесят градусов! Вновь Кутузов, «яд неразделенной любви», но… теперь это кажется каким-то искусственным.
Я перечитала еще раз – действительно, слишком много пафоса, а между тем создается впечатление, что «Незнакомка» Блока и ее собственные стихи, приложенные к письму, занимают ее мысли гораздо больше, чем неразделенная любовь к Кутузову и будущий брак с Гумилевым. Кажется, наконец я начала узнавать в этих письмах ту Ахматову, с которой беседовала в сентябре 1946 года.
Еще одно письмо я лишь пробежала взглядом – особого интереса оно не представляло, вновь стихи, чтение, и совсем немного о Гумилеве и Кутузове. И тон изменился, из него ушла та искренность, которая была поначалу, но и пафос тоже уменьшился. А вот следующее письмо без даты выглядело куда более любопытным.
<Без даты>
Дорогой Сергей Владимирович, хотя Вы прекратили со мной переписку весной этого года, у меня все-таки явилось желание поговорить с Вами.
