Николай Морозов - Повести моей жизни. Том 1
Неожиданно я вспомнил, что при доме, где живет мой товарищ Мокрицкий, находится сад, а в саду беседка, вроде домика, но вся из стекол.
«Вот, — думал я, — где удобно переночевать заговорщику, скрывающемуся, как я, от властей!»
Я быстро направился туда, перескочил в сад с улицы через забор, убедившись предварительно, что никто меня не видит, и, прокравшись в стеклянную беседку, положил под голову вместо подушки свою руку, прикрылся легким пальто и скоро заснул крепким сном.
Ясное утро уже светилось сквозь многочисленные стекла моей спальни и заливало внутренность беседки алым светом, когда я проснулся и огляделся, стараясь припомнить, зачем я здесь.
Все было тихо, только деревья, окружающие беседку, слегка покачивали своими ветвями. Мысль о том, что Алексеева, может быть, уже арестована в эту ночь, ударила меня по сердцу, как гальваническим током. Я вскочил и осмотрелся, но выйти было еще нельзя. Из-за дома показался дворник и начал накачивать воду из колодца в ведро, что-то недовольно говоря воображаемому слушателю.
«Почему простой народ, когда в задумчивости разговаривает сам с собою, всегда кого-то попрекает?» — пришло мне в голову.
И я, присев в беседке пониже на пол, чтоб меня не было видно, сквозь стекла наблюдал, как, набрав воды, дворник пошел за угол, затем тотчас снова вышел, выплеснув что-то в помойную яму, начал, не торопясь, поливать цветы, опять ушел, снова пришел зачем-то и, наконец, отпер входные ворота. Этого только я и ждал, так как скакать через забор из сада на улицу при дневном освещении было неудобно в моем положении разыскиваемого самодержавием заговорщика. Едва ушел из виду дворник, как я вышел из беседки и, пройдя с беззаботным видом никем не замеченный в ворота, отправился на Моховую к квартире Алексеевой.
Подсвечник со свечой стоял на правой стороне ее окна!
«Слава богу, ничего не было», — подумал я, и на душе стало совсем легко.
«Но что же мне делать?
Было всего шесть часов утра. Идти будить ее ранним утром нельзя.
Пойду же гулять по улицам, куда глаза глядят, пока не настанет время ее обычного пробуждения!»
И я пошел, исследуя нарочно, на всякий случай мало знакомые мне переулки этой части Москвы. Я осмотрел затем редко посещаемые заросли крапивы и лопухов, существовавшие в то время вдоль всех старинных стен Кремля и Китай-города, на случай если понадобится там когда-нибудь скрываться на ночь, и, когда стрелка моих карманных часов приблизилась к восьми, снова пошел к Алексеевой, чтобы посмотреть еще раз на ее окна.
Улицы были все еще пустынны в этой части города. Только редкие дворники кое-где мели мостовые, когда я, приближаясь к ее квартире, увидел высокую фигуру девушки в соломенной шляпке, быстро и, очевидно, в сильном волнении спешащую по другой стороне улицы, по временам оглядываясь назад и, очевидно, ничего не видя перед собой.
«Да это Дубенская!» — мелькнуло у меня в голове, и, быстро перейдя на ее сторону, я прямо направился к ней.
— Не подходите, не подходите ко мне! Я зачумлена! — воскликнула она, с испугом отскакивая от меня. — За мной следят!
— Да полноте, никто за вами не следит! Я, подходя к вам, видел, что вся улица за вами пуста! Посмотрите сами!
Она оглянулась. Кроме занятого на мостовой дворника да девушки с сумкой, шедшей в противоположную сторону, решительно никого не было.
— Но они могут следить незаметно!
— А как же это они сделают на пустой улице? Уверяю вас, что никого нет! Да что с вами случилось?
— В эту ночь у моей сестры, Лебедевой, был обыск. Все в доме перерыли, но ничего не нашли и ушли. Это, верно, по причине полученной ею телеграммы насчет Алексеевой.
— А не потому, что ваш брат тоже участвует в кружках?
— Может быть, это обратило внимание на наш дом, и потому донесли и о телеграмме.
— Но у Алексеевой еще ничего не было! На окне выставлен знак, что все благополучно. Пойдемте сейчас же к ней. Ручаюсь вам, что никого не ведете за собой!
Мы быстро отправились далее и через десять минут постучались в двери к Алексеевой, окончательно убедившись перед тем, что за нами никто не подглядывает.
— Войдите! — послышался ее звонкий голос.
Мы вошли и остановились в изумлении.
Вся комната перед нами представляла картину полного разгрома. Мебель лежала посредине в одной хаотической куче, вместе с вынутыми ящиками комода, бельем и платьем, раскиданными здесь и там, посудой и книгами, лежавшими в смеси, и среди них стояла сама хозяйка этого имущества, очевидно, только что вставшая и пытавшаяся снова водворить порядок.
— Видите! — воскликнула она, смеясь. — Все перевернули ночью вверх дном, а меня не тронули. Ровно ничего не нашли!
— И у Лебедевых произвели то же самое! — воскликнул я.
— Да, да! — быстро заговорила Дубенская и начала снова рассказывать всю историю.
«Верно, была целая облава в эту ночь. Кто-нибудь неосторожно вел дело и обратил на себя внимание, а других выследили по нему», — пришло мне в голову.
— Как бы убедиться, что остальные целы? — сказал я наконец, после того как мы все, радуясь миновавшему нас удару, общими силами, и все время стараясь шутить, привели в порядок комнату. — Знаете, я сейчас сбегаю ко всем и узнаю.
— Но вы еще попадете в засаду! — забеспокоилась опять обо мне Алексеева.
— Нет, вы знаете, что это не так легко. Не поймали же, когда я приходил к вам в Потапове! — с убеждением юноши ответил я, чувствуя с удовольствием, что теперь начинаются наконец те опасности и романтические приключения, о которых я мечтал.
Алексеева грустно посмотрела на меня, как на человека, которому недолго осталось жить на свете, но не удерживала, понимая, что я все равно не послушаюсь в этот миг никого, пока не побываю у всех, кому грозила опасность, и не посмотрю на месте, нельзя ли их освободить как-нибудь.
— В таком случае, — сказал мне только что пришедший Саблин, — тебе прежде всего нужно побывать на даче у Вани и узнать, не случилось ли там чего-нибудь с тамошними, а затем в Петровско-Разумовском узнать о Павелке. Относительно здешних мы все равно сами разведаем за день.
— Вот и отлично! — воскликнул я, вскакивая. — Сейчас же бегу!
— Да вы бы взяли хоть извозчика! — сказала Алексеева.
— Нет! Вы знаете, что я хожу лишь немного тише, чем едут на извозчике.
Я действительно тогда совсем не ходил, а почти бегал, даже вприпрыжку, когда приходилось соскакивать с тротуара или вскакивать на него при переходе через улицу, и от этого со мной бывало даже немало приключений. Так, однажды я зацепился крючком своего накинутого на плечи пальто за мантилью какой-то встречной дамы и, сорвав ее с ее плеч, умчался за несколько десятков шагов, прежде чем успел остановиться и, краснея, возвратить с извинениями ее принадлежность. Другой раз я налетел на встречного и тоже замечтавшегося господина средних лет, и мы так ловко стукнулись прямо лбами, что искры дождем посыпались у нас из глаз, а из носов закапала кровь. Мы оба сначала повернулись раза два на месте от сотрясения в мозгах, а затем — после обоюдного восклицания: «Ох!» — начали усердно извиняться друг перед другом и разошлись с товарищеским рукопожатием, инстинктивно почувствовав между собой много общего.
